Она открыла.
— Добрый день. Я Фрэнк Трент из «Голден Бэй». Вопросы страхования.
— И что?
— Мне бы миссис Энн Рид.
— Энн Рид? Они времени зря не теряют.
— Как вас, извините, понимать?
— В смысле, на разговоры со мной. Обратно они еще не въехали.
— Я в некотором замешательстве. Это же адрес Энн Рид?
Вообще, Келлер знал, что эта семья переехала. Как и то, что Господь вознамерился найти ему третьего Ангела.
— Тут, видите ли, такое дело. Полис в отношении ее и ее сына Закари утратил силу.
— Договор о страховании?
— Да. Я новый агент. С миссис Рид я еще не встречался, но ее подпись мне необходимо получить сегодня. Об обновлении положений. — Он постучал по кейсу.
— Мы только снимаем у них дом. Через три месяца они возвращаются. Можете оставить свою карточку, и я попрошу ее вам позвонить.
— Вы очень добры, но я на три недели уезжаю из города по делам. Причем уже сегодня. И боюсь, что мы с ней разминемся. Крайне важно, чтобы я получил ее подпись сегодня же.
Вероника внимательно оглядела незнакомца. Вроде нормальный.
— У вас есть визитка?
Келлер сунул руку в нагрудный карман и протянул ей карточку Фрэнка Трента. Вероника растерянно ее взяла.
— Ну входите.
Она подошла к телефонному столику в прихожей и полистала записную книжку. Набрала номер. Потянулись длинные гудки, но трубку никто не брал.
— Никого нет дома, — объявила Вероника.
— Н-да, — мрачно вздохнул Келлер. — Тогда я просто не знаю, что мне делать.
Выдавать адрес Энн Рид в Беркли Вероника не хотела, но опять же, что за формальности? И что плохого, если это на пользу делу?
Из книжки она выписала адрес и номер Энн Рид.
— Вот, мистер Трент. Может, сами с ней свяжетесь.
Келлер принял листок и уставился в него. Да так по-странному, будто на лотерейный билет с миллионным выигрышем. Наконец он посмотрел Веронике в глаза и ощерился такой улыбкой, что ей стало не по себе.
— Храни вас Бог, — пропел он елейно. — Бог и Ангелы.
49
Флоренс Шейфер сидела одна за кухонным столом и читала в одиночестве утренние газеты. С землисто-серым лицом.
Семья, друзья и сочувствующие Дэнни Беккеру и Габриэле Нанн развешивали по городу желтые ленты — на дверях, автоантеннах, витринах, деревьях, рекламных щитах и по школам. Волонтеры, что принимали звонки и стучались в двери с объявлениями о пропаже, носили их как повязки. Когда постучались и к Флоренс, она согласилась прикрепить одну себе на почтовый ящик. Группа альпинистов прикрепила ее в виде гигантского банта к южной мачте моста «Золотые ворота». То было проявление коллективного страдания и надежды на то, что дети вернутся домой невредимыми.
В итоге пресса Сан-Франциско окрестила расследующих «Оперативная группа “Желтая лента”».
Спустя несколько дней похищение Габриэлы по-прежнему оставалось на первых полосах газет и звучало едва ли не первой новостью в местных информационных выпусках. Ну а когда в ходе президентского визита в город свое сочувствие семьям-жертвам «трагедии Сан-Франциско» выразили президент и первая леди, имена Таниты Доннер, Дэнни Беккера и Габриэлы Нанн прогремели по всей стране. Пресса теперь придавала этой истории всенародное значение.
Флоренс положила на стол «Сан-Франциско Стар» и вздохнула. Очки упали у нее с носа и повисли на цепочке. Она потерла себе виски. Зашелся свистом вскипевший чайник. Чувствуя у себя на плечах тяжесть мира, Флоренс заварила еще одну чашку «Эрл Грей». Что теперь делать? Нельзя же сидеть сложа руки. С газеты на нее призывно взирали детские личики: Танита Мари Доннер, Дэнни Беккер, Габриэла Нанн. В клетке возле кухонного окна возился и щебетал на своей жердочке Бастер, попугайчик Флоренс.
— Ну а что мне прикажешь делать, Бастер? — сокрушенно спросила она. — Я и так трижды звонила в полицию, и хоть бы кто сюда подъехал.
Что она сделала не так? Она сообщила полиции, что слышала, как убийца Таниты Доннер исповедуется в своем злодеянии Богу. Оставляла свое имя и адрес. Последний офицер, с которым она говорила, был такой же, как остальные. Было видно, что он ей не верит. Только и допытывался, сколько ей лет, живет ли она одна, как часто, будучи набожной католичкой, ходит в церковь, какие лекарства принимает. И что с того? Понятное дело, думал, что она чокнутая старуха. Она это знала. Он сомневался, поскольку она не сообщила ему ни подробностей, ни доказательств этого самого признания.
Но теперь-то доказательства у нее были.
Чашка из дултонского фарфора
[42], когда Флоренс переносила ее в заставленную книжными этажерками гостиную, тревожно позвякивала на блюдце. Здесь, в этой комнате, она утешалась чтением любимых книг о преступлениях, но ничто в них не предвещало и уж тем более не готовило ее к этому. Тому, что сейчас происходило на самом деле. Флоренс была напугана.
Надо бы проверить еще раз. Ее хватало только на начало. Флоренс взяла диктофон и нажала кнопку воспроизведения. Зашипела запись, и отец Маккрини прокашлялся.
— Сколько времени прошло с твоей последней исповеди? — спрашивал он из исповедальни.
— Это снова я, — послышался голос убийцы.
— Почему ты не явился с повинной? Умоляю, сделай это.
Убийца молчал.
— Похищения Дэнни Беккера и Габриэлы Нанн — тоже дело твоих рук?
Тишина в ответ.
— Умоляю, не причиняй вреда детям, сдайся властям.
— Отпусти мне грехи, священник.
— Не могу.
— Ты давал клятву. Ты ею связан. Отпусти мои грехи.
— Ты не раскаиваешься. Для тебя это извращенная игра. Я не верю, что ты искренне сожалеешь. А без покаяния нет и отпущения.
Тишина длиной в долгую минуту. Когда убийца заговорил снова, его голос зазвучал мягко и вкрадчиво:
— Отец, если я действительно покаюсь, получу ли я отпущение грехов и Божью благодать?
Маккрини ничего не сказал.
— Мне нужно знать, отец. Прошу.
Тишина.
— Отец, ты не понимаешь. Я должен был ее убить. Мне пришлось. Она была злой маленькой шлюшкой. Блудницей. Я должен был совершить то, что делал с ней и с другими. Их лица преследуют меня, но таково богоугодное дело, которое я делаю. С Танитой мне помог Франклин. Он был учителем воскресной школы. И он знал размах моей работы. Потому он мне помог.
— Господь не одобряет твоих деяний. Ты неверно истолковал Его послание, и как раз это привело тебя сюда. Пожалуйста, взываю к тебе, сдайся. Господь наш Иисус Христос поможет тебе одолеть твои грехи и подготовиться к жизни вечной.