— Не верю. Ни глазам своим, ни ушам.
Вернулась Флоренс с кассетным диктофоном. Его она положила рядом с Библией, увеличила громкость до максимума и нажала кнопку воспроизведения. Сидовски и Тарджен, подавшись вперед, замерли, вслушиваясь в потусторонние голоса, эхом витающие в воздуховоде церкви. Первые несколько минут священник спорил со своим визави, убеждая, что не может отпустить ему грехи, поскольку не уверен, что тот действительно раскаялся в содеянном, ибо в таком случае он должен пойти в полицию и сдаться.
Убийца блуждал в своем воображаемом мире.
«…в тайное место, известное только мне, в Тендерлойне. О, как она вопила! Потом мы взяли…»
Тарджен напрягала все самообладание, в то время как убийца с веселой увлеченностью описывал то, что проделывал с Танитой. Опустив голову, Линда Тарджен делала пометки, а у самой горло першило от желчи.
Священник, задыхаясь, молил убийцу сдаться.
Флоренс салфеткой промокала себе глаза.
Было абсолютно понятно: это и есть убийца Таниты; только он может в таких деталях описывать свое злодеяние.
Сидовски с клинической отстраненностью выслушивал рассказ о похищении, изнасиловании, истязании и убийстве двухлетней девочки. Словно недостающие части разбитой фаянсовой куклы, каждый фрагмент сращивался с остальными, заполняя то или иное пустующее место. Эта зацепка цементировала все дело, весь его ход. Но за это приходилось платить.
Ссылка убийцы на «остальных» заставляла теряться в догадках. Мог ли этот тип похитить и убить Габриэлу Нанн и Дэнни Беккера? И что значат те перехваченные записки их семьям?
«МОЙ МАЛЕНЬКИЙ № 1».
«МОЙ МАЛЕНЬКИЙ № 2».
«МОЙ МАЛЕНЬКИЙ № 3».
Это что, обратный отсчет? Следует снова ждать появления детских трупиков?
Перед мысленным взором промелькнул образ Таниты Доннер. Ее пустые прекрасные глаза пронзали его, просверливая насквозь нагромождения цинизма, застывшего за годы в броню, касаясь его в том месте, которое он считал непроницаемым.
В своей смерти она сделалась его ребенком.
Однако в эти минуты, в гостиной Флоренс Шейфер, с него можно было писать портрет безразличия, бестрепетного и неколебимого, ничем не выказывающего его кровоточащего разбитого нутра. Общение с мертвыми учит хоронить то, что поддерживает в тебе жизнь.
Между тем аудиозапись закончилась.
— Флоренс, вы сможете опознать человека, чей голос звучит на этой пленке? — спросил он.
— Я только знаю, что его зовут Верджил. Фамилии не знаю.
Тарджен кропотливо записывала.
— На нем еще татуировки, здесь и здесь. — Флоренс коснулась своих рук. — Змея и пламя. Белый, лет за сорок, рост примерно метр восемьдесят, телосложение среднее, борода с проседью, лохматый такой.
— Где он живет? — задал вопрос Сидовски.
— Не знаю.
Флоренс тревожно покосилась на делающую записи Тарджен, затем снова поглядела на Сидовски.
— Пожалуйста, очень вас прошу: он ничего не должен знать о нашем разговоре. Я его смертельно боюсь.
— Не волнуйтесь, Флоренс, все будет в порядке, — успокоил ее Сидовски. — Вспомните хорошенько: нет ли еще чего, что может нам помочь выйти на Верджила? Куда он ходит, чем занимается и с кем?
Флоренс раздумчиво моргнула.
— Ходит? Ходит к нам в церковь, почти каждый день. В приют, где раздача.
— А в том приюте он не упоминал про детей? Про Дэнни Беккера, Габриэлу Нанн? Может, обсуждал новости, всякое такое?
— Нет, никогда.
— Возможно, у него в приюте есть друзья?
— Да как-то нет. Держится от всех особняком. — Флоренс всхлипнула. — Инспектор, а что, если там у него еще и другие дети? Я молюсь за них. Вы должны его поймать, пока не поздно. Схватить. — Она скомкала салфетку. — В приюте я его видела два дня назад. Скоро, наверно, снова объявится.
Сидовски доверительно тронул Флоренс за руку:
— Вы правильно сделали, что позвонили нам.
Женщина растерянно кивнула.
— Между прочим, вы хороший детектив, Флоренс, — тихим голосом похвалил он.
На нее нашло теплое, уютное спокойствие. Ее метания, тревоги, поиски смысла и цели жизни завершились.
В клетке что-то щебетнул Бастер.
— Я могу воспользоваться вашим телефоном? — попросил Сидовски.
52
Примерно сорока километрами южнее Сан-Франциско, если ехать по хайвею № 1, Рид остановился в Бухте Полумесяца — сонной деревушке, ласкаемой морем под защитой зеленых холмов, где фермеры выращивают тыквы и артишоки. «Рекламный проспект рая», — подумал Рид, выходя из своей «Кометы» возле пристани. В солоноватом воздухе с криками реяли чайки.
Он прошелся по причалу, показывая местным аборигенам ксерокопии вырезки о трагедии Келлера. Те смотрели, недоуменно пожимая плечами и почесывая в затылках. Уж очень давно это было. Вокруг было несуетно, нелюдно. Примерно через полчаса Рид решил заглянуть в местную газету и уже собирался уходить, когда к нему легкой трусцой подбежала молодая загорелая женщина.
— А вы попробуйте Реймера, — предложила она.
— Кого?
— Реймера. Здешняя реликвия. Живет здесь так давно, что, наверно, еще динозавров возил. Катает на лодке туристов. Если кто эту историю и помнит, так это наверняка он.
— А где его можно найти?
Женщина взглянула на часы.
— Сейчас в «Глории», на главной улице. Сходите туда, спросите его.
— Спасибо.
Забрезжил некоторый оптимизм. Возможно, о Келлере все же удастся что-то вызнать. Инстинкты подсказывали: копай.
Прежде чем отправляться в Полумесяц, он съездил в Фило, откуда была родом жена Келлера, Джоан. После осмотра особняка Келлеров на Рашн-Хилл и прочтения ее дневника он решил, что это место наиболее логично. Однако никто из тех, с кем он там разговаривал, этой женщины не помнил, а копать дальше у него не было времени. За сэндвичем и колой в местной закусочной Риду пришло в голову, что, прежде чем ехать в Полумесяц, имеет смысл заглянуть на кладбище. Быть может, там похоронена Джоан.
Смотритель кладбища оказался общительным и вполне компетентным студентом университета. Выслушав просьбу Рида, он пригласил его к себе в дежурку.
— Келлер, Келлер, Келлер, — нараспев приговаривая, он проворно перелистывал картотеку указателя. Если не считать шипящей в наушниках «Нирваны», в помещении было тихо и успокаивающе прохладно.
— Ага, все путем.
Покачивая головой в такт музыке, он вытащил карточку и скороговоркой пробормотал:
