По дороге в свою меблирашку он заедет в винный магазин за бутылкой «Джека Дэниелса».
Он понял, что его только что уволили.
54
Из подвальных окон церкви Богоматери Скорбей плыл запах горячей пищи. Тарджен разговаривала по сотовому с диспетчером полиции Сан-Франциско, который направил в район Верхнего Рынка четыре патрульных машины.
— Передайте: расположиться с четырех сторон света по компасу, на квартал от церкви, чтобы не было видно.
Вслед за Сидовски и Флоренс Шейфер она спустилась по лестнице и через заднюю металлическую дверь попала на кухню.
Здесь среди стука, звона и пара орудовала дюжина волонтеров, таская баки и порционные подносы.
— Луи! — поверх шума позвала Флоренс. — Он у нас начальник кухни.
Обтирая о чумазый фартук кухонный резак, подошел Луи — мужик на четвертом десятке, с полунедельной щетиной и мутноватыми глазами члена «Анонимных алкоголиков». Флоренс представила его гостям, сказав ему, что все в порядке, а инспекторы здесь просто кое-кого ищут.
— Луи, сколько здесь в подвале входов и выходов? — спросил Сидовски.
— Три. Сзади, спереди и вон там, — Луи указал резаком в дальний угол, — где лестница в ризницу.
— Спасибо.
— А я его знаю? — поинтересовался Луи.
— Кого?
— Ну, парня, которого вы ищете.
Сидовски поглядел на Флоренс, а та положила ладошку Луи на предплечье.
— Нет, ты его не знаешь. Это один из моих старых знакомых. А инспектору просто нужна его помощь кое в чем.
— Да? А в чем?
— Это мы тебе расскажем чуть позже, — ответил ему Сидовски.
Луи возвратился к работе.
Сидовски подошел к кухонной двери, чтобы проверить планировку. Помещение напоминало зал для игры в бинго с двумя секциями длинных столов, разделенных срединным проходом. Согласно пожарному сертификату у двери, вместимость составляла четыреста человек. Сейчас только начинался ужин.
За столами ело меньше двух десятков человек. Еще несколько сотен стояли в конце коридора, в очереди за раздаточными столами. Волонтеры раздавали еду и слова ободрения.
Сидовски решил немного подождать. Общий портрет Верджила и его татуировки были известны. Через несколько минут можно будет присоединиться к волонтерам, непринужденно разгуливающим по столовой.
— Если он сегодня там, то патрульные по сигналу прикроют выходы. А мы с тобой тихо его возьмем, пока он лопает.
Сидовски снял галстук и предложил Тарджен распустить волосы.
— Не надо смотреться слишком показно.
Барни Такер, отставной механик-дизельщик и набожный католик, приветствовал «гостей» приюта на входе, начиная с надписи на животе майки: «ИИСУС ЕСТЬ ЛЮБОВЬ». Барни тепло пожал своей лапищей руку в том числе и Шуку, когда тот проходил мимо к столу раздачи:
— Рад тебя видеть, дружище.
Шук его проигнорировал, вдыхая манящий аромат индейки, говядины, горошка, кукурузы, помидоров, супа, печеного картофеля, свежих булок и кофе. Пропитание, убежище и сострадание от благочестивых. Приветливое «благослови вас Бог» смешивалось со звоном посуды, в то время как праведники приглядывали за своим жалким стадом. Лицо Шука медленно багровело от распирающей изнутри чванливости. О как ему хотелось выкрикнуть: «Эй, убогие! Вы хоть знаете, кто я?» Если б знали, то наверняка преклонили бы колени.
Опять ощутились признаки мигрени. Череп как в тисках. Ломота в голове, паху. Черт, больно-то как. Так нельзя. Нужно срочно снова кого-то полюбить. Это было невыносимо давно. Пока. Он обвел взглядом зал. Нет ли здесь той маленькой чаровницы из Невады? Дэйзи, глаза как два озера. Надо же, снова нет. Очередь за едой двигалась мимо картонной коробки для пожертвований, и он кинул в нее пятицентовик.
Тарджен обихаживала дальний проход, разнося тарелки со свежими булочками, и жалела, что на ней блейзер и юбка, а не джинсы с толстовкой. Она старалась как могла, с улыбкой, а сама пытливо высматривала обнаженные руки в татуировках и лица, схожие с портретом Шука.
Попутно приходилось еще и бороться с зевотой. Ночь прошла почти без сна: лежа в одиночестве, Линда переживала за Габриэлу Нанн и Дэнни Беккера. Не получалось отделаться и от впечатления, произведенного исповедью Шука. Нужно положить всему этому конец. Неужели они опоздали?
Сидовски переходил от стола к столу, наполняя из кувшина кружки молоком.
Если получится засечь Шука, как-то его обособить, то, вероятно, можно будет схватить его прямо здесь. И тогда он, возможно, выведет их к детям. Если они еще живы. Но улик, безусловно, прибудет.
Хотя есть и риск его потерять. И он может похитить еще одного ребенка. Этот риск Сидовски кропотливо взвешивал, изучая очередь, змеящуюся от раздаточного стола к двери, и высматривал в ней татуировки, схожие типажи фигур и лиц. Он то и дело проверял, наглухо ли застегнут пиджак, чтобы не было видно ствола. Взгляд Сидовски был сосредоточен на зале и выходах.
Как быстро получится до них добраться, если Шук задаст стрекача? И вообще, что предпринять?
У Флоренс по коже побежали мурашки. Она заметила языки огня. Языки, разбитое сердце и кобру, обвивающие Верджилу левое предплечье.
Это был он. В очереди, близящейся к раздаче.
— В чем дело, Флоренс? У тебя такой вид, будто ты увидела привидение.
— А?
— Ты что-то углядела?
— Да нет, Марти. Извини.
Флоренс кротко положила ему на костлявую длань ладошку и этим отвлекла.
— Просто задумалась. А ты чего себе подливки так мало взял? Взял бы добавку.
— Не, в очередь лучше не соваться: затопчут, — разъехалась в беззубой улыбке седая борода Марти.
— Такой красавец, и боишься? Зря.
Флоренс украдкой еще раз глянула на Шука. В этот миг их глаза встретились, и ее искрой прошибла паника. В попытке скрыть свой испуг она отвернулась, стиснув при этом руку Марти.
— Ничего, Марти. Бери еще.
«Господи Иисусе, пожалуйста, помоги мне!»
Она что, бежит на кухню? Не чувствуя под собой ног, она толком и не знала. Цепенея от страха, Флоренс тщетно взывала к себе быть сильной. Быть спокойной за детей.
— Эй, осторожно!
Она чуть не налетела на волонтера, проносящего через дверной проем бак с горячим супом. Вся обмякшая, переводя дух, Флоренс прислонилась к стене.
К ней подошел Луи:
— Флоренс, ты в порядке? Что, черт возьми, происходит?
«Что с этой дурехой? Чего она так таращится?» Как будто ей что-то о нем известно. Шук не мог вспомнить, кто она. Да и хрен бы с ней. Мало ли их тут. Тут и так мыслей невпроворот, например о письмах. Прошла уже неделя, а в новостях ничего. Ничего, что способствовало бы его подъему. Засранцы держат это в секрете, замалчивают, лишая его удовольствия побередить рану Сан-Франциско, усилить боль. Как бы, интересно, поступил Зодиак?
