Кеннеди посмотрел на выписанный Гонсалесом адрес, по которому был зарегистрирован пикап.
— Так что на выезд, не откладывая!
58
Сидя на бабушкином крыльце, Зак Рид все равно мог слышать, как мама говорит по телефону с бабушкой. Сердито-пресердито.
— Я не желаю мириться с тем, как он к нам относится… Мама… Нет и еще раз нет. — Бабушка сейчас была на работе в университете. — Я больше этого принимать не желаю!
Слышать маму было грустно и жалко. Все как-то ломалось, портя его мечту о том, как они снова заживут вместе в своем доме.
— Мама, я всю жизнь только и делала, что давала ему шансы… Нет! Он должен был забрать нас утром в аэропорту. Его там не было. Даже близко. И хоть бы звонок, хоть бы словечко. Я понимаю, что это мелочь, но оно всегда начинается с мелочей!
Какое-то время мама слушала, а потом заговорила:
— Я проверяла. И в справочной аэропорта, и в нашем чикагском отеле, и ему звонила. Даже намека на него нет. Вот как он к нам относится! Такова его верность нам!
Заку это очень не нравилось. «Остынь, мам», — молча заклинал он со ступенек, уткнув подбородок в предплечье рук, упертых в колени. Он стал смотреть на свои кроссовки — новые, трехцветные. Успокоить маму он пытался еще в аэропорту, где она с час сидела и кипятилась. А может, у папы срочный рассказ о пропавших детях?
— Мне нет до этого дела, — с жаром отвечала мама, когда они в ожидании сидели на скамейке в аэропорту. — Дело не в этом. А в том, что он должен быть здесь! Обещание есть обещание! Цена человека измеряется по тому, сколько обещаний он нарушил, — сказала она и высморкалась в салфетку.
За несколько часов до этого, в самолете, все шло замечательно. Мама была счастлива и рассказала ему сюрприз: в аэропорту их будет встречать папа. Наверное, они пообедают, поговорят о том, как снова быть вместе, а может, и проедут мимо своего дома. Вот ведь блаженство. Он предвкушал, что скоро вернется к Джеффу и Горди, и уж там-то они наверстают упущенное.
Но все развалилось, когда они приземлились в аэропорту Сан-Франциско. От папы там не оказалось и следа. Мама слала ему сообщения по пейджеру. Три раза.
И вот сейчас, сидя на бабушкином крыльце, Зак не знал, что делать: все вокруг разбивалось на тысячу кусочков.
Из заднего кармана он вынул папину визитную карточку.
Там стояла надпись: «ТОМ РИД, ШТАТНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ “САН-ФРАНЦИСКО СТАР”», — и были указаны адрес, факс и папин рабочий номер.
Это было заповедное сокровище. То, которое Зак всюду носил с собой. Он изучал синие рельефные буковки и циферки, словно бы визитка была неким талисманом, которым он мог призвать к себе отца.
Всю эту фигню с расставанием Зак ненавидел всеми фибрами. Он изо всех сил надеялся, что его друзья ошибались насчет того, что, мол, «твои родители, после того как разойдутся, никогда не будут вместе». Пожалуйста, ошибитесь. Он с надеждой оглядел улицу. Машин было мало. Все, что виднелось, — это какой-то придурок возле белого минивэна через несколько дверей. Он что, таращится там на него? Сказать было сложно. Сейчас этот тип проверял давление в шинах.
Рев сломанного глушителя несся впереди старого зеленого чудища папы, которое подлетело и остановилось перед домом.
— Мама! Папа приеха-ал!
Зак как из пращи метнулся к водительской дверце и схватился за ручку обеими руками.
— Эгей, сынок!
— Папа, Чикаго был крутняк! Мы поднимались на Сирс-Тауэр
[45], а обратно в самолете меня пустили посидеть в кабине пилота! Мы поедем к нашему дому? А обедать будем? А глянь, какие мне мама купила новые кроссы!
Зак наконец совладал с дверцей.
— Осторожней, парнище.
Рид вылез из машины.
Зак порывисто обнял отца, и тут его улыбка поблекла: он почувствовал знакомый пропойный запах. Мальчик отступил назад, и ему стали заметны покрасневшие отцовы глаза, небритость и припухлость на лице.
— Ты, наверно, всю ночь писал рассказ про похитителя детей, поэтому не забрал нас в аэропорту, да, пап?
Рид долго смотрел сыну в глаза.
— Что-то в этом роде, сынок.
— Мама на тебя ох как злится.
— Имеет на это полное право.
В дверном проеме Рид заметил силуэт Энн и положил руку на плечо сына. Так они вошли внутрь. А когда входили, Зак увидел, как отъезжает тот белый минивэн.
Войдя в дом, Зак сделал так, как ему велела мать: поднялся к себе в комнату и закрыл дверь. Хотя все равно слышно, что они там говорят. Поэтому он тихо ее открыл, лег на пол и все слушал.
— Где тебя черти носили, Том?
— Энн, я тебя не виню за…
— Ты обещал нам, что будешь там.
— Я знаю, но тут такая буча разыгралась с похищениями. И я…
Сколько раз он причинял Энн боль, заводя разговор с того, что что-то там «разыгралось». Ее лицо под взъерошенными волосами покраснело, карие глаза сузились. Она сняла туфли, шелковая блузка чуть выскользнула из-под юбки. Господи, она сейчас взорвется.
— Ты ужасно выглядишь и воняешь, — безжалостно сказала она.
— Все очень сложно. Я могу объяс…
— Ты нынче был с Молли Уилсон? Последний разок перед броском?
— Что? Да как ты могла подумать?
— Ты снова напился.
— Я никогда не говорил тебе, что становлюсь трезвенником. Не врал на этот счет никогда.
— Это так. О своих приоритетах ты всегда заявлял открыто. — Глаза Энн горели презрением. Она закрыла лицо руками и рухнула на диван. — Том, я больше так не могу. Я этого не вынесу. — Ее голос упал до шепота. — Ты говорил, что изменился, но ты мне лгал. Ничего не изменилось. Ни-че-го.
Эта неправда ожгла сердце. Ему хотелось все это ей высказать, но с языка сорвалось лишь расхожее:
— Энн, я люблю вас с Заком всем сердцем.
— Прекрати! — не сказала, а будто сплюнула она, стукнув кулаками себе по коленям. — Твои слова ничего не стоят. Они продаются по дешевке любому, у кого есть пятьдесят центов! Но за их счет ты не можешь сделать единственного: сохранить семью!
Энн встала и схватила со столика утренний выпуск «Стар» — тот самый, с кричащей передовицей о пальбе с Верджилом Шуком.
— Этого сделать нельзя! — Одним движением она разорвала кровавый снимок напополам, обрывки отшвырнув в сторону. — Бумагой ничего не удержишь!
Она снова села, закрыв лицо руками.
Рид был ошеломлен.
Она обратила его в ничто.
Помножила на ноль.
