— Позовите, пожалуйста, Тома Рида. Это его жена. По срочному делу.
Просьба была встречена необычайно долгим молчанием.
— Алло? — еще раз подала голос Энн.
— Извините, миссис Рид. Такой возможности нет.
— Чего нет? Какой возможности?
— Гм… Видите ли… Том, э-э… — Голос понизился до конфиденциального полушепота. — Он… Со вчерашнего дня он здесь больше не работает. Извините пожалуйста.
Она повесила трубку и села. Вот что Том пытался ей сказать. Это объясняло, почему он не встретил их в аэропорту, почему напился. Его уволили. Она закрыла лицо руками.
«А ну перестань, Энни. Возьми себя в руки». Куда скорее всего мог направиться Зак? К отцу.
Ладно. Надо ехать через Залив в меблированные комнаты Тома. Она встала. Стоп.
А если Зак возьмет и вернется? Нет уж, надо ждать его здесь.
Энн смахнула слезы, схватила трубку и снова набрала номер Тома.
И еще раз, и еще.
«Так и буду звонить, пока этот хренов автоответчик не загнется».
63
Бог есть. И Он здесь.
Эдвард Келлер ощущал пьянящий жар Его любви. Ощущение было ошеломительным — оно клубилось в нем, распирая, в то время как он через Беркли мчался в направлении Сан-Франциско, упиваясь трубным гласом своего клаксона. Спохватился Келлер лишь тогда, когда понял, что его арендованный минивэн мчится по встречке. Он поспешил вернуться в русло транспортного потока.
Он нашел Михаила Архангела. Он смотрел на него.
«Свят, свят, свят».
Преображение было близко, оно буквально терлось о пальцы. Оставалось, единственно, обрести Михаила, последнего из Ангелов.
Путь Келлеру освещал сам Господь.
«Ибо Бог пошлет Ангелов Своих, дабы охранить их. И обнимутся с ними, и вознесутся едины на небеса».
Дело было возле перекрестка, на центральной дороге от кампуса. В ожидании, когда переменится свет на светофоре, Келлер увлеченно грыз на большом пальце заусенец. Он прикидывал, как глаже перестроиться в полосу к мосту через Залив, — и тут перед его глазами, подобно сполоху небесному, мелькнуло чудо.
«О Боже, Боже правый!»
Келлер не мог поверить своим глазам. Вдоль дороги… ступал Михаил!
Предводитель небесного воинства!
Идущего с рюкзачком Закари Майкла Рида получилось углядеть лишь мельком, но этого обжигающего мига Келлеру оказалось достаточно, чтобы уяснить: мальчик идет без сопровождения. Один.
Один!
Келлер промахнул квартал вперед и приткнул свой минивэн возле дома, за тушей большой грузовой фуры. Здесь он поправил над сиденьем зеркало и уловил в нем далекое отражение Михаила.
«И содрогнулась твердь земная, и сошел с небес Ангел Божий. Взор его подобен был молнии, и все, кто ему противостоял, сражены были смертию».
С каждым шагом облик мальчика близился и рос, разгоняя в жилах Келлера кровь. Его бросило в пот. Что делать? Что, если Михаил его заметит и заподозрит неладное? Надо сохранять спокойствие. Держать себя в руках, ничем не отличаться от остальных.
«Очищен в свете Господа».
Это последний вызов.
Майкл остановился возле магазина, в каких-нибудь трех машинах от него. Заметил ли он минивэн? Вряд ли. Келлер чуть повернул зеркало. Похоже на магазин для хобби.
Майкл посмотрел на витрину и вошел внутрь. Где взрослые? Его что, отпускают по магазинам одного? Келлер ждал. Больше никто не появлялся. Мальчик был один.
Это знак.
Надо действовать.
«Господь Бог Саваоф».
Келлер торопливо пересел в заднюю часть фургона, наблюдая за витриной через тонированное заднее стекло. Он быстро сменил рубашку, галстук, брюки и пиджак — те самые, в которых разыгрывал из себя страхового агента. Подрагивающими от волнения руками затянул узел галстука, аккуратно причесался, надел глухие темные очки.
Боковая дверца минивэна отворилась.
Любой любопытствующий увидел бы сейчас крайне серьезного, деловитого человека с властными полномочиями, выходящего из своего нового минивэна по какому-то необыкновенно важному делу. Если решат, что он полицейский, то не ошибутся: под давлением Келлер тайком сознается именно в этом. Мало того: в нагрудном кармане у него лежало ламинированное удостоверение с фотографией и значком некоего Рэндалла Лэймонта, следователя по особо важным делам штата Калифорния (личность, созданная Келлером после отсылки пятнадцати баксов оплаты за эти самые причиндалы, которые он заказал в одной «левой» конторе).
Впрочем, за ним сейчас явно никто не наблюдал. Да и дела никому не было.
Кроме Господа.
Который сейчас освещал ему путь.
64
— Инспектор Тарджен? Инспектор Сидовски?
— Да, это мы, — ответила Тарджен.
Профессор Кейт Мартин вышла из своей квартиры и указала на два дивана, стоящие друг напротив друга возле столика из стекла и ротанга. Эта меблировка составляла центр гостиной, из окон которой открывался вид на мост «Золотые ворота» и Тихий океан. В воздухе витал аромат гиацинтов.
Мартин была босиком, в джинсах и потрепанной фланелевой рубашке — элегантная непринужденность в сочетании с уверенностью. Тем не менее в ее глазах угадывалось беспокойство. Волосы, стянутые сзади темно-синей заколкой, отчасти растрепались. Убирая со лба пряди, она обнажила у себя на руках рябь белых пятнышек.
— Извините, как раз перед вашим приездом занималась покраской шкафа, — сказала Мартин, заметив направленные на ее руки взгляды.
На столике стопой громоздились папки. По всей видимости, Мартин прекратила покраску, чтобы успеть их просмотреть.
— Пожалуйста, садитесь. Устраивайтесь поудобней. Я тут заварила чай с малиной — вам налить? Кофе тоже есть.
— С удовольствием выпью чайку, — ответила Тарджен.
— А инспектор… Си… довски? Я верно произношу?
— Сидовски, да. Мне чая не надо, спасибо.
Когда она направилась на кухню, он что-то прикинул и спросил ей вслед:
— Профессор Мартин?
Та с выжидательной улыбкой остановилась.
— У вас случайно нет чего-нибудь от изжоги?
— К сожалению, нет. Есть алказельцер.
— Вот и хорошо. Пойдет, спасибо.
Умятый по ходу брифинга сэндвич с курицей теперь оборачивался боком. Пока ехали, он чуть не прожег в желудке Сидовски дырку.
Тарджен во второй раз прочла вслух недавнюю старовскую статью об исследовании профессора Мартин в группе скорбящих.
