11 сентября 1926 года АО «Пролеткино» было окончательно ликвидировано.
Спустя год был назначен судебный процесс по так называемому «Делу шестнадцати». Дело было возбуждено ещё осенью 1926 года, когда были арестованы шестнадцать руководящих работников бывшего Госкино и «Пролеткино».
В марте 1927 года газета «Кино» писала:
«Подсудимые: С.А. Бала-Добров (бывший заведующий Госкино), <…> И.Н. Бурсак (бывший председатель правления “Пролеткино”), А.А. Ханжонков (бывший заведующий производством “Пролеткино”). Обвинения предъявлены по 109 статье УК (использование служебного положения) и 111 статье (бесхозяйственность незлостного характера). В качестве свидетелей вызывается 56 человек. Обвинительный акт, составленный на 128 страницах, в заключительной части говорит о том, что действия обвиняемых хотя и не нанесли убытков “Госкино” и “Пролеткино”, но, если бы обвиняемые проявили большую хозяйственность, то прибыль этих организаций могла бы быть выше».
245
Каковы были результаты этого дела, с точностью сказать нельзя. Судя по тому, что практически все фигуранты отделались незначительными сроками, судебная система в те годы была более милосердна, нежели в последующее десятилетие. Из доступных данных это подтверждается историей вокруг Ханжонкова. О ней можно узнать из статьи Анастасии Саломеевой:
«В 1923 году к Александру Алексеевичу пожаловали нежданные визитёры – из Советского Союза, представители некоего акционерного общества “Русфильм”, нового частно-государственного образования. Пожаловали не с пустыми руками, а с предложением – вернуться на Родину и помочь наладить там кинопроизводство. Ханжонков предложение принял.
Встретили его хорошо, сам нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский прислал приветственное письмо. Однако АО “Русфильм”, не успев заработать, почило в бозе, и Ханжонков занял должность заведующего производством в только что созданном обществе “Пролеткино”, главной целью которого был выпуск и прокат в рабочих клубах агитационных и воспитательных фильмов. Однако вскоре Ханжонков понял, что новой власти он не нужен.
А в 1926 году грянуло несчастье – всё руководство “Пролеткино” попало на скамью подсудимых. По официальной версии – за финансовые злоупотребления, по неофициальной и истинной – по политическим причинам. Ханжонкова продержали в тюрьме, но потом всё-таки отпустили, лишив при этом политических прав и права работать в кинематографе».
246
В самый последний момент процесс был временно отложен в связи решением перенести слушания из Верховного суда в губернский. 29 марта 1927 года газета «Кино» писала:
«Официально это дело называется – “о злоупотреблениях администраций киноорганизаций Госкино и Пролеткино”. Если бы оно сводилось только к “злоупотреблениям”, возможным всегда, надо было бы только убрать виновных и дать отчёт в судебном отделе. Но здесь обвиняемые не отрицают фактов, признают их и всё же считают себя невиновными. Это ставит вопрос в другую плоскость. О нравах кино, о порядках, создавшихся в киноорганизациях… ставших не “злоупотреблениями”, а бытом… Это – тяжёлое наследие нескольких “кинопоколений”, оставшееся ещё от дореволюционного кино, от времён своеобразно организованной анархии, жреческого подхода к “свободному” искусству, погони за сенсацией… В конце концов, если отбросить цифры, обвинение в судебном процессе основывается на: 1) постоянном запаздывании выпуска картин; 2) превышении сметных сумм; 3) разбухании штатов – радении “своему человечку”; 4) отсутствии плана и вытекающем отсюда нерациональном использовании плёнки, павильонов, рабочей силы и т.п.».
4 апреля начался суд над группой бывших работников Госкино, «Культкино» и «Пролеткино». Судили С.А. Бала-Доброва, М.Я. Капчинского, М.Л.Кресина, Е.М. Шнейдера, В.Л. Степанова, Н.В. Баклина, Я.М. Блиоха, Б.А. Михина, И.Н. Бурсака, А.А. Ханжонкова, П.К. Новицкого, А.В. Данашевского, А.А. Богомолова, М.А. Богорачева.
Процесс продлился до 23 апреля.
«После девятичасового совещания суд вынес приговор, в котором подробно изложены все установленные на суде обстоятельства. <…> Бала-Доброва – подвергнуть лишению свободы на шесть месяцев, Капчинского – на восемь месяцев, Кресина – на три месяца, Бурсака – на один год, Ханжонкова – на шесть месяцев и Шнейдера – на два месяца. Так как Кресин и Шнейдер отбыли по предварительному заключению этот срок, от дальнейшего наказания их освободить. Признавая изоляцию от общества Бала-Доброва нецелесообразной и учитывая болезнь Ханжонкова, суд постановил: войти с ходатайством во ВЦИК о помиловании Бала-Доброва и о неприменении наказания Ханжонкову».
14 сентября 1928 года было вынесено постановление совещания пайщиков АО «Пролеткино» об окончательном прекращении деятельности ликвидкома общества.
«Четвертый номер гостиницы»
Очередное обострение отношений Есенина и Мариенгофа случилось из-за четвёртого номера имажинистского журнала.
«Есенин после ссоры с Мариенгофом не дал своих стихов в четвёртый номер “Гостиницы”, – вспоминал Матвей Ройзман. – На заседании “Ордена” было решено, что журнал, как и сборники, будет редактировать коллегия. В неё избрали Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. Правое крыло явно теряло своё влияние. Грузинов сказал, чтоб я приготовил мою фотографию, – Анатолий хочет поместить портреты всех имажинистов.
– Надо бы дать портрет Есенина! – сказал я.
– А где его поместить? – спросил Иван. – Ведь стихов Сергея нет!
– Напиши о нём статью!
– Ладно! Поставлю вопрос на коллегии!
– Ставь! С Вадимом я потолкую!
Шершеневич согласился с моим предложением, но, когда этот вопрос возник на коллегии, Мариенгоф заупрямился. После выхода четвёртого номера Грузинов ругался:
– Банный номер! Настоящий банный номер!
– Но ведь ты член редколлегии!
– Мариенгофа не переспоришь!
– Почему?
– Хочешь знать правду: тёща Мариенгофа управляет имажинизмом!
Я знал эту безобидную старушку и удивился. Грузинов пояснил: у Анатолия большие расходы на семью, и ему нужно издаваться и издаваться».
247
В четвёртом номере не было портретов нескольких имажинистов, в том числе и есенинского. На обложке фамилия Есенина также отсутствовала. Публикуя петроградских имажинистов, Мариенгоф в первую очередь поставил стихотворение Ричиотти, посвящённое себе. И напечатал свою же большую поэтическую подборку.
