Как пришёл Мариенгоф в «Радугу», ясно: необходимо было зарабатывать. «Роман без вранья» активно издаётся и переиздаётся, но ведь долго это не продлится. Зато, видимо, именно здесь наш герой познакомился со Львом Кассилем и Леонидом Пантелеевым. Правда, ничего не известно о контактах Анатолия Борисовича с Маршаком и Чуковским: нет у них воспоминаний или записей в дневниках друг о друге. Но если Корней Иванович был в редколлегии издательства, да и Маршак был не последним человеком, то Мариенгоф непременно должен был быть с ними знаком.
В «Радуге» у Мариенгофа вышло две книги: «Такса Клякса» (1927) и «Мяч-проказник» (1928). Для детской литературы того времени были актуальны темы революции и Красной армии, героики борьбы с врагами советской власти, темы интернационального единства, коллективного труда, но Мариенгоф в «Таксе Кляксе» их не затрагивает вовсе. Впрочем, в «Мяче-проказнике» появляется громкое слово «буржуй», инородное в ткани детского текста, но легко вписывающееся в контекст истории.
Неплохие детские книжки. Если бы поэт продолжил заниматься детской литературой, он несомненно был бы канонизирован.
Начавшийся кризис «Радуга» не сумела преодолеть. Появляется всё больше случайных изданий. Ради заработка издательство стало переиздавать собственные книги. С введением государственной монополии на книгоиздание книги «Радуги» были признаны аполитичными, далёкими от насущных проблем молодой советской державы, и в 1930 году издательство закрыли.
Свою третью детскую книжку – «Бобка-физкультурник» (1930) Мариенгоф отнёс уже в Государственное издательство. И если в первых двух книгах ещё видны вольность, озорство, аполитичность, то в третьей главный герой становится примером для подражания: молодой спортсмен, успевающий во всех видах спорта и прославляющий свой маленький город Конотоп.
Извозчик клячонку
пустил в галоп,
такси запыхалось,
трамвай весь в мыле:
на маленьком роллере
Бобка Боб обогнал их
на целую милю!
Единственная примечательная вещь – книгу иллюстрировал Давид Петрович Штеренберг, большой советский художник и один из первых авангардистов. Он к 1930 году уже руководил Обществом станковистов (ОСТ) и воспитал таких художников, как Дейнека, Лабас, Пименов, Никритин и многих других. Сегодня эта книга – большая редкость. Её можно встретить на аукционах, но, перечисляя её достоинства, говорят, увы, в первую очередь об иллюстрациях Штеренберга.
Есть ещё одна история, касающаяся Мариенгофа и детской литературы.
В записных книжках Анатолия Борисовича появляется такая запись:
Благоуханна, как весна,
Блистательна, как небо в звёздах,
Всем одинаково она
Принадлежала точно воздух.
Это стихотворение Маршака
303. Почему оно приглянулось Мариенгофу, можно только выдвинуть гипотезу. Начнём издалека.
Чуковский был хорошо знаком с Маршаком: высоко ценил его как поэта, но не всегда понимал как человека. В дневнике за 1936 год он пишет:
«Маршак оказался верен себе: все эти годы молчал о Квитке, ни звука. Когда я написал о Квитке в “Красной нови” – и прочитал его стихи на совещании у Косарева – Маршак попросил ему дать на один день книжки Квитки, чтобы ознакомиться с ним. Я дал ему, и он в тот же вечер уехал в Крым к Горькому с моими книжками. Он их переводит, он сделает шум вокруг Квитки – он… словом, повторяется та же история, что с “Nursey Rhymes” и с “Детками в клетке”. <…> Сейчас позвонил мне Маршак. <…> Он перевёл две книжки Квитки – в том числе “тов. Ворошилова”, хотя я просил его этого не делать, т.к. Форман уже месяц сидит над этой работой, и для Формана перевести это стихотворение – жизнь и смерть, а для Маршака – лишь лавр из тысячи. <…> И я вспомнил, как Маршак таким же образом ограбил Памбэ
304 (“Детки в клетке”), ограбил Хармса (“Жили в квартире сорок четыре…”).
305
И другая цитата:
«Маршак вновь открылся предо мною как великий лицемер и лукавец».
306
Точно так же, желая получить ещё один «лавр из тысячи», Маршак берёт «Таксу Кляксу» Мариенгофа и переделывает под свою «Ваксу-Кляксу»: сюжет иной, но почва и образы узнаются моментально.
Приведём отрывок из Мариенгофа:
На стене в комнате висела рама,
В раме дама:
Тёткина тётка
В три подбородка.
Взяла Клякса
В одну лапу ваксу,
В другую щётку
И с песенкой
По лесенке
К тёткиной тётке
Шварк! Шварк!
Тёткину тётку
Сапожной щёткой
Раз – шварканула,
Два – шварканула,
И ахнула:
«Вот так да!
Выросли у тётки
Усы и борода».
Тёткину тётку
Увидя с бородкой,
Закричал из клетки: «Ай!»
Зелёный попугай.
Маршак из случая с озорной таксой, устроившей переполох в доме, делает нравственно-дидактическую историю о верном псе.
Каждый день
Уходят братья
Рано утром
На занятья.
А собака
У ворот
Пять часов
Сидит и ждёт.
И бросается,
Залаяв,
Целовать
Своих хозяев.
Лижет руки,
Просит дать
Карандаш
Или тетрадь,
Или старую
Калошу —
Всё равно какую ношу.
После этого и становится понятна выписка Мариенгофа: «Всем одинаково она / Принадлежала точно воздух».
