Всё это очень заурядно.
Ведётся так не первый год.
Суд демонстрирует наглядно,
Что значит – классовый подход.
Демьян Бедный. «Что ж тут удивительного?»
* * *
Окончательно обозлён на стихи!
И, в самом деле,
Что это за несчастнейшее и неблагодарнейшее из человеческих достижений,
Когда считается, что все имеют к нему отношение,
Кроме ближайших участников его?
Лишаю вас, стихи, всех прав на самобытное существованье!
Сергей Нельдихен
* * *
«“Делать-то вы что-нибудь умеете?” – “Конечно, нет”. – “H-да…” – и он деловито свёл брови: “В таком случае вас придётся устроить на ответственную должность”».
Анатолий Мариенгоф. «Циники»
* * *
«На днях встретил в доме Герцена за обедом Вадима (Шершеневича), которого не видел несколько лет. Он всё такой же – вульгарно-шумный; мнящий себя острословом. Во время обеда официант уронил посуду на лестнице около обеденного зала. Раздался треск и звон. Шершеневич крикнул на всю залу: “Войдите!”, думая, что это “страшно остроумно”. Как странно! Ведь когда-то мы были с ним близки, а сейчас он для меня чужее чужого. И Анатолий (Мариенгоф) то же самое мне говорил давно, что он не чувствует в Вадиме ничего родного, а ведь он когда-то был с Вадимом ещё ближе, чем я».
Рюрик Ивнев. Дневник. Запись от 27 сентября 1930 года
* * *
«Мы, ленинградцы, любим, когда сразу запоминают наше имя, отчество и потом не путают их, называя то “Анатолием Ивановичем”, то “Анатолием Петровичем”. Признаюсь, нам ещё приятно, когда в разговоре, как бы ненароком, лишний раз вставят в реплику “дорогой Анатолий Борисович” или “милый Анатолий Борисович”. Невольно тогда мелькнёт в голове: какой славный человек!
А вот торопливые москвичи этого никак не понимают. Да и в автобусах они больше толкаются, и в своей вечной спешке порой даже не скажут “простите, пожалуйста”.
Словом, говоря это самому себе, я понял, что стал почти настоящим ленинградцем».
Анатолий Мариенгоф. «Роман с друзьями»
* * *
«Кинька довольно реалистично нарисовал трубящего пионера, но с одной рукой.
Спрашиваю:
– Почему у твоего трубача нет второй руки?
– Для чего же она? Ей делать нечего.
Это и есть секрет прекрасного художественного реализма».
Анатолий Мариенгоф. «Это вам, потомки!»
* * *
14 апреля 1930 года застрелился Владимир Маяковский.
Глава десятая
Второе дыхание
1931
В новый 1931 год у Мариенгофа как будто открывается второе дыхание. Жесточайшие проработки, неудачи и запреты оказываются позади. Они преодолеваются с какой-то необычайной лёгкостью. Работа не останавливается даже в самые тяжёлые моменты. Мариенгоф всегда что-то пишет. Рукописи пополняются одновременно драматургией, прозой и поэзией. И в жизни его случаются два важных события.
Первое – семья переезжает в новый дом на Кирочной улице (д. 24, кв. 37). Дом на улице Марата был стар, квартира мала. Подраставшему Кирке требовалось больше пространства. На семейном совете решено было перебираться на новое место. К тому же от него можно с лёгкостью добраться до дома на Малой Конюшенной – «писательской надстройки». Надо только выйти на набережную реки Мойки и, считая ворон, не спеша прогуляться. Мариенгоф уважал пешие прогулки, а в Ленинграде, жители которого предпочитают передвигаться на своих двоих, это увлечение выросло в масштабах.
Дом на Кирочной стоит особняком (в прямом и переносном смысле) от прочих, где доводилось проживать Мариенгофу. Внутренний двор – не классический колодец, а целых два колодца, разделенных балконом и проходами между подъездами. В парадных перила лестниц украшены витиеватыми коваными узорами; такие же узоры украшают ворота, охраняющие вход во внутренний дворик, и козырьки подъездов. Длинные и широкие лестницы. Над входом в парадную – витражи, играющие всеми цветами радуги. Окна буквально на каждом шагу. Длинные коридоры, соединяющие подъезды дома. Лепнина под потолком. Огромные ванны на мощных львиных лапах. В некоторых квартирах попадаются и камины.
Сначала домом владел Юлиан Борисович Бак, инженер путей сообщения, общественный деятель, основатель и издатель газеты «Речь». До революции, как водится, здесь селились сплошь генералы да статские советники. Правда, одновременно с ними под одной крышей жили и издатели толстого журнала «Северные записки» – Софья Львовна Чацкина и Яков Львович Сакер. Они называли своё издание «тараном искусства против самодержавия».
Среди жильцов дома выделяются ещё двое. В 1917 году там жил Владимир Александрович Ауэрбах, сын Александра Андреевича Ауэрбаха (1844–1916), известнейшего горного инженера, которого прозвали «ртутным королём России» (так называется и книга Валентина Пикуля, посвящённая этому человеку). Жительницей дома была и Белла Георгиевна Шеншева, или Казароза (1893–1929) – эстрадная певица и танцовщица, прототип героини романа Леонида Юзефовича.
Сохранились редчайшие фотографии начала тридцатых годов в фотоальбоме серапиона Николая Никитина. Увлекавшийся фотографией литератор запечатлевал на память своих товарищей. Среди попавших в кадр есть и Мариенгоф. Он идёт как раз по набережной Кутузова у Литейного моста. Это очень высокий джентльмен – недаром все близкие называли его Длинным. Одет с иголочки. Из-под шляпы можно разглядеть ехидную улыбочку и играющий прищур. Вторая фотография – он же и Рая Никитина, жена серапиона. Их совместная фотография очень комична. Сколько было роста в Мариенгофе, не сказать, но девушка Рая по сравнению с ним уж очень мала. Третья фотография – очередная хохма. На спуске к реке на мраморной лестнице выстроились по росту: Мариенгоф (на самой нижней ступеньке), Рая (чуть повыше) и ещё одна неизвестная девушка (ещё выше). Загляденье, да и только.
Второе важное событие в жизни нашего героя – выполненный им перевод оперетты «Маскотта» Э. Одрана для Ленинградского театра музыкальной комедии. Постановку осуществлял В. Раппопорт, дирижировал Н.Спиридонов, оформлял М. Бобышов, балетмейстерами были А. Монахов и Г. Богданов. Премьера состоялась 1 октября 1931 года. Историки театра писали:
«Это произведение требовало сочетание костюмности с элементами злободневности, что создавало атмосферу лирико-буффонного спектакля, где костюмность лишь условный фон. Оперетта требовала сочетания наивности с иронией, доверия к возможности нереальных событий, лирической прямоты в высказывании чувств с перехлёстывающей через край буффонадой.
Театр не погнался за осовремениванием текста. В сценическом решении Раппопорт избрал два плана. Лирический и сатирический. Маскотта – девушка, приносящая счастье, такой дар оказался у скотницы Беттины, служащей фермера Рокко. Герцог Лоран привозит её к себе во дворец и делает знатной дамой. Но Беттина верна пастуху Пиппо и не хочет жить во дворце. Их побег осложняется тем, что в Пиппо влюбляется Фиаметта, дочь герцога. Её жених Фрителини объявляет войну герцогу. Пиппо и Беттина вступают в армию Фрителини, разбивают войско Лорана и добиваются счастья.
