Несколько дней я путалась под ногами у опытных криминалистов, наблюдая за их работой и обучаясь, а потом мне наконец дали на изучение первое вещественное доказательство. Это было ужасное дело, в котором фигурировал мужчина, судя по всему, голыми руками убивший жену и ее собаку. Ему показалось, что домашними овладели злые духи. Мне вручили виниловую сумку в пятнах крови, найденную рядом с телом женщины.
Как и все вещественные доказательства, предоставляемые полицией для изучения, эта сумка находилась в коричневом бумажном пакете, заклеенном сверху скотчем. К пакету был прикреплен ярлык со следующими данными: наименование вещественного доказательства, назначенный индивидуальный идентификационный номер, имя и фамилия сотрудника, забравшего его с места преступления, а также точное время и место, когда это было сделано. После того как я набралась какого-то опыта в ЭКС, мне разрешили исследовать вещественные доказательства с помощью клейкой ленты: нужно было пройтись по всей поверхности предмета, а затем рассмотреть ее под микроскопом – искать волосы и волокна ткани, зачастую слишком маленькие, чтобы заметить их невооруженным глазом. В тот первый раз меня попросили только описать сумку и ее содержимое, сделать отметки о любых повреждениях, пятнах или других следах и зарисовать ее со всех ракурсов (помню, как сожалела, что не уделяла больше времени урокам рисования в школе!).
На дворе был конец сентября, в лаборатории работало отопление, а благодаря светящему сквозь окна солнцу температура поднималась еще выше. Когда я открыла сумку, меня чуть не сбил с ног приторно-сладкий запах горячего винила, засохшей крови и гниющего яблока. Будучи помощником ассистента криминалиста, который отчитывался по этому делу, я понимала, что мне не дали бы изучать сумку самостоятельно, имей она большое значение для расследования. Тем не менее я была в ужасе от того, что попало мне в руки. Помню, как подумала, резко отвернувшись от вещдока: «Это ужасно. Хочу ли я на самом деле посвятить этому жизнь?»
Зачастую мы не знали, чем закончились дела, с которыми работали, – судебный процесс порой начинался спустя месяцы, а то и годы после того, как мы заканчивали расследование. Однако мне известно, что подозреваемого по этому делу признали виновным в убийстве своей жены на почве безумия и заключили в психиатрическую больницу строгого режима.
Когда я переехала в Харрогейт, чтобы начать работу в ЭКС, мой муж находился в юридическом колледже в Честере, и первые несколько недель я провела множество вечеров в одиночестве, сидя в арендованной квартире за работой над докторской диссертацией. Кроме того, я раздумывала над тем, правильный ли сделала выбор. Мне было 24, когда я начала работать в ЭКС. Хотя, вероятно, в любом возрасте слишком рано узнавать, что может сделать один человек с другим голыми руками. Вечером того дня, когда мне принесли пакет с сумкой, я все спрашивала себя, правильно ли поступила. Неужели мне действительно хотелось забросить увлекательное изучение безобидных находчивых морских огурцов, чтобы часами напролет сидеть в душной гнетущей лаборатории, рассматривая окровавленные личные вещи жертв жестоких убийств? Ответить на этот вопрос было еще сложнее из-за того, что я не могла развеять сомнения, поделившись ими с коллегами, – во всяком случае, мне это казалось неуместным. Таким образом, рядом не было никого, кто мог бы помочь мне во всем разобраться.
Кстати, относительно коллег я ошибалась. Я была не единственной, кто пытался понять, стоит ли отдать всю жизнь криминалистике. Не знаю, было ли пренебрежительное отношение Рона Ауттериджа срежиссированной частью процесса естественного отбора, чтобы в деле остались только те, кто готов ко всем трудностям, однако эффект определенно был именно таким. Несколько человек, нанятых в качестве помощников – как мужчин, так и женщин, – ушли спустя всего две недели работы в штате ЭКС. В конечном счете я оказалась одной из тех, кто выстоял, и через полгода отношение Рона ко мне внезапно изменилось. Казалось, с этого момента он полностью меня принял и всячески поддерживал. Когда несколько лет спустя я спросила его обо всем этом, он сказал, что считал меня боевой подругой. Как я поняла, нужно было воспринять это как комплимент.
Первое время в ЭКС я по большей части занималась относительно простыми сексуальными преступлениями. Как правило, от меня требовалось взять несколько мазков из гениталий жертвы или подозреваемого, ну и, может быть, изучить чьи-то трусики. Полагаю, эти дела доставались мне потому, что обычно считались несложными, но на практике интерпретация результатов проведенных анализов зачастую была совсем не легкой задачей.
Кстати, кроваво-красные пятна, которые я заметила на лабораторных столах в свое первое утро, были связаны с реагентом, используемым для выявления следов спермы. Это вещество мы распыляли в открытой лаборатории, пока не было установлено, что оно обладает сильным канцерогенным действием. После того как это выяснилось, его разрешили применять исключительно в вытяжном шкафу, с предварительно надетой маской, перчатками и прочей защитной экипировкой. Сушить вещи – в кровавых пятнах или чем-то другом – в открытой лаборатории мы в итоге тоже перестали, когда стали лучше понимать потенциальные риски для здоровья. Как и во всех остальных областях криминалистики, за последние 45 лет мы стали гораздо больше знать о проблемах, связанных с охраной труда и техникой безопасности.
2
Йоркширский потрошитель
После появления лабораторий в Харрогейте и Ньюкасле в 1977 году я перевелась в новую лабораторию ЭКС, организованную в Уэтерби, где мы работали совместно с полицией Нортумбрия, Дарема, Кливленда, Хамберсайда, Западного, Северного и Южного Йоркшира. Несколько месяцев спустя меня повысили до старшего эксперта-криминалиста, и я начала посещать места преступлений.
В 1970-х не было ДНК-экспертизы, а по группе крови точно идентифицировать человека куда сложнее, поэтому в качестве доказательства она использовалась лишь в определенных случаях.
Таким образом, расследование во многом основывалось на изучении отпечатков пальцев, которые – так сложилось исторически – обычно снимали полицейские, а также на других уликах и инструментах из базового арсенала криминалиста. Среди них – волосы и волокна ткани, фрагменты краски и стекла, следы от обуви и техники, запрещенные наркотичеcкие вещества и яды, их следы в жидкостях и на тканях тела, баллистическая экспертиза
[4], сравнение почерка.
На своем первом месте преступления, на лесном складе в Хаддерсфилде, той самой морозной февральской ночью 1978 года я искала все, что могло бы подсказать, что именно здесь случилось, либо помочь идентифицировать убийцу. Отпечатки шин, обуви или, например, следы волочения; любые фрагменты одежды, волосы, следы спермы, использованный презерватив или сигаретный окурок.
К моменту, когда мы с начальником прибыли на место, полиция уже провела там какое-то время. Сориентировавшись, мы приняли участие в поиске улик, а затем отправились в морг осмотреть тело жертвы. Ее уже опознали. Это была 18-летняя Хелен Ритка. Прежде я никогда не видела трупов, поэтому нервничала по поводу своей возможной инстинктивной реакции. Когда я зашла в ярко освещенное помещение с вычищенными стальными столами, мне в нос ударил специфический запах дезинфицирующего средства и других реагентов.
