Черт.
Из дома раздается отчаянный вопль.
Думаю.
Забор высокий. Если бы я не заделал дыру в заборе, у меня был бы путь к спасению. Если бы я не хотел выпендриться перед Ракель, я бы сейчас был свободен.
Как будто это что-то бы изменило.
О чем я думал? Что удастся с ней переспать?
Я смотрю на забор, и осознание как ледяной душ: я сам прикрутил решетку, сам починил забор, и теперь мне не выбраться из этого сумасшедшего дома.
Придурок. Ты сам построил себе тюрьму.
Выбора нет. Нужно перелезть через забор.
В обычной ситуации это было бы несложно. Но с больной ногой – не знаю.
Я хватаюсь за край забора двумя руками и пытаюсь подтянуться. Обычно это было бы легко, но тело чертовски ослабленное, как у столетнего старика. И оно не получало нормальной еды. Все, чего ему хочется, это лечь на траву и умереть.
Слышно, как окно открывается и стукается о металлическую решетку.
Другого шанса у меня не будет. Чтобы свалить отсюда, надо перелезть этот чертов забор.
Снова хватаюсь за край и тянусь изо всех сил. Руки, плечи, бицепсы горят от напряжения. В глазах темнеет. Тьма тянет меня обратно в пещеру. Руки превращаются в перья, нос – в клюв.
Тебе не удастся. Лучше бросить это дело.
Но мне удается подтянуться. Удается.
Я повис на заборе, как носок, пыхтя и кряхтя.
Медленно возвращаюсь обратно в Тело.
Открывается входная дверь, на крыльце раздаются шаги.
Огромным усилием воли я переваливаюсь через забор и падаю с другой стороны.
В плече что-то трескается, но мне уже все равно. Все, о чем я могу думать, это как добраться до мотоцикла Игоря на обочине.
Я поднимаюсь и начинаю бежать. Лодыжка горит, но страх сильнее боли.
За спиной слышны шаги и звон ключей.
Я запрыгиваю на мотоцикл и нащупываю провода.
У меня получится!
На мотоцикле им меня не догнать.
Шаги приближаются, мотоцикл заводится с ревом. Я отпускаю педаль с пьянящим ощущением свободы в груди. Мне удалось победить смерть.
Мотоцикл дергается с места, но останавливается в воздухе, как подстреленный.
А я, я продолжаю лететь вперед. Перелетаю через руль и приземлюсь на дорогу. Рот наполняется кровью, я сплевываю гравий. Или это зубы?
Я не знаю.
Я ничего больше не знаю.
Но мозгу нужен ответ. Мозг продолжает работать, даже когда тело лежит в отключке.
Вспоминаю бутылочки «Фентанила» и глухое позвякивание. Вспоминаю, как выбросил их в море. Но перед этим заменил содержимое трех водой и поставил в шкаф.
Поэтому я проснулся? Они накачивали меня наркотиками? До того, как дошли до бутылочки с простой водой.
Это тот мужчина, с которым ссорилась Ракель?
Вспоминаю ее слова:
Если хоть один волосок упадет с его головы, я позвоню в полицию, если ты СЕЙЧАС ЖЕ не уберешься из моего дома, понятно?
Темнота окружает меня, на этот раз осторожно, почти нежно, заманивая обещанием свободы от боли и страха.
Но я не хочу. Не сейчас.
Я хочу понять. Мне столько нужно понять. Например, почему я лежу на дороге, а не сижу на мотоцикле по дороге в Стокгольм.
Темнота тянет сильнее, в глазах темнеет, пульсирующая боль затихает.
Я ищу взглядом мотоцикл, дергающийся в траве у моих ног.
И я вижу.
Что-то красное обмотано вокруг заднего колеса и сосны. Как длинная змея.
Длинный красный велосипедный замок, который я купил для Ракель.
Часть пятая
В долине теней
Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя.
До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня…
Иона 2:6-7
Манфред
Такси привозит меня на работу в начале первого ночи. Я все еще слегка навеселе после ужина с Мартином и Афсанех, но это не имеет никакого значения. В предвкушении скорой разгадки я легкой походкой иду через парк.
Малин уже на месте в конференц-зале, где мы собрали всю информацию по расследованию. На доске – фотографии Юханнеса Ахонена и Виктора Карлгрена. Рядом висит стихотворение, под которым кто-то написал печатными буквами: Ягненок = Ракель, Голубка = Юнас, Лев = Улле Берг.
Внизу фото Улле из полицейского архива. Он смотрит в камеру пустым взглядом.
– Как ты? – интересуется Малин.
– Нормально. Рассказывай! Где вы нашли Улле Берга?
– В шхерах. Дайте все знает. Он скоро будет. Работал весь вечер.
– Ничего себе. Я-то думал, он уходит домой в пять проветривать свою синтетическую рубаху.
Малин улыбается.
– Я дома тоже не была, – признается она. – Все думала о том, что могло произойти, но так и не придумала.
Я пожимаю плечами.
– А что тут думать? Берг убил Юханнеса Ахонена, Виктора Карлгрена и неизвестную жертву.
Малин закладывает руки за затылок и поднимает глаза к потолку.
– Все не так просто, – протягивает она.
– Обычно все просто.
– Почему?
– Кто знает. Но зачастую мотив – наркотики. Сегодня это главное зло.
Малин мои слова не убедили.
– Виктор Карлгрен на наркомана не похож.
– Его сестра сообщила, что он с приятелями покупал наркоту у типа по имени Монс или Мальте. Это может быть только Мальте Линден.
Малин качает головой.
– Слишком неочевидная связь, ты сам понимаешь. И кто жертва номер три? Парень со странным прикусом?
– Еще один нарик, – говорю я с уверенностью в голосе, которой на самом деле не испытываю.
Малин вздыхает и ерзает на стуле. Сминает салфетку в шарик и бросает в мусорную корзину у двери.
Он шлепается рядом, но Малин, погруженная в свои мысли, ничего не замечает.
– Почему ДНК Карлгрена было под ногтями Ахонена?
– Наверно, подрались, прежде чем Ахонена убил Улле Берг.
– Хм. Кожа под ногтями. Как она могла туда попасть? Если не во время секса.
– Говори за себя. Я своих партнеров не царапаю во время секса. Но могу предположить, что мужчины способны царапаться, когда другого выхода у них нет. Например, когда кто-то тебя душит или вонзает нож в живот. Когда ты при смерти, другими словами.
