Она продолжает:
– Как вам уже известно, тело было завернуто в покрывало и обмотано железной цепью. Когда ткани разлагаются, в грудной клетке и животе образуются газы – прежде всего метан и углекислый газ. Из-за этого тела утопленников часто всплывают на поверхность. В этом случае тело нарочно обвязали утяжелителями, чтобы оно не всплыло. Но это не означает, что он был убит. До вскрытия я не могу назвать причину смерти. Пока могу только сказать, что тело подверглось насильственным действиям, поскольку обе ноги, таз и спина сломаны.
– И кто-то отрезал ему руку, – добавляет Малин, кивая на отсутствующую левую руку.
– Необязательно, – возражает Самира. – Руки и ноги имеют тенденцию отваливаться, когда тело долго лежит в воде. Это могло произойти само по себе, по вине животного или механизма, например, лодочного пропеллера.
Дайте кивает, хмыкает, сводит кустистые брови.
– А это что за белое вещество? – спрашивает Малин.
Самира касается пальцами воскообразной субстанции, местами покрывающей тело.
– Адипоцир, или трупный воск. Образуется путем гидролиза из жира, когда тело долго находится в холодной воде.
– Черт, – бормочет Малин, но замолкает при виде недовольной мины Дайте.
– Когда он умер? – спрашивает он, делая заметки в блокноте.
– Я бы предпочла отложить этот вопрос, – тянет с ответом Самира. – Много факторов влияют на то, как быстро тело разлагается в воде: температура, содержание соли, кислорода, и так далее. Но предварительно могу предположить, что смерть наступила месяц-два назад. Трупный воск образуется не сразу.
– А татуировка, из-за которой вы решили, что это Юханнес… – интересуюсь я.
– Ахонен, – вставляет Дайте.
Самира поднимает руку покойного, чтобы мы могли разглядеть что-то темное на коже.
– Смотрите, – говорит она.
Дайте наклоняется вперед. Малин тоже, но я вижу, что ее взгляд обращен к двери, а лицо побледнело.
– Татуировка? – уточняю я.
– Да, – отвечает Самира.
– Ничего не видно, – жалуется Малин.
– У вас что, глаз нет? – фыркает Дайте, почесывая кончик носа. – Это птица.
Самира кивает.
– Орел. Возможно, орлан-белохвост или беркут. Они очень похожи. У Юханнеса Ахонена была такая же.
Она идет к письменному столу, снимает перчатки и бросает в желтый мусорный пакет с надписью «Опасные отходы», потом листает папку с бумагами.
– Вот, – протягивает она мне пачку фотографий.
На первой фотографии татуировка орла с характерным изгибом клюва и распростертыми крыльями, словно тот собирается приземлиться или вонзить когти в добычу. На другой – тело, завернутое в клетчатое покрывало и перетянутое грубой ржавой цепью, в звеньях которой запутались водоросли.
– На снимке увеличенная татуировка Ахонена, которую взяли с «Фейсбука», – поясняет Самира.
– Сегодня этих татуировок пруд пруди, – комментирует Дайте, выдвигая вперед челюсть. – Каждый второй придурок имеет татуировку. И наверняка таких орлов тоже как собак нерезаных.
– Не сомневаюсь, – отвечает Самира. – Но выяснять это – ваша работа. Можете забрать снимки. Я распечатала их для вас.
– Что нам известно об Ахонене? – спрашиваю я.
– Родился в Ханинге, – говорит Малин. – Двадцать лет. Мать заявила об исчезновении в марте. Осужден за незаконное хранение оружия, наркотиков и кражу. Его имя всплыло в деле Игоря Иванова, тридцатидевятилетнего гражданина Швеции, родившегося в Киеве в Украине и проживающего в Эльвшё. Судя по всему, он заправляет торговлей наркотиками в южных пригородах. Криминальная легенда. Нам пока не удалось ничего на него накопать, хотя ходят слухи, что он управляет своей организацией железной рукой и пришил пару парней, которые кинули его на бабки. Но мы не знаем, правда это или нет.
Я присвистываю.
– Игорь Иванов. Надо же.
В этот момент Малин прижимает руку ко рту, поворачивается и пулей вылетает из комнаты.
– Ой, – восклицает Самира и спешит за ней.
Дайте смотрит на меня и поправляет очки на носу.
– Я все думал, сколько она выдержит, – заявляет он с нескрываемым злорадством в голосе. – Интересных следователей они нам теперь присылают. Беременным теткам на сносях в морге не место.
Самуэль
На лес уже спустились сумерки, хотя летнее небо по-прежнему светлое. В лесу пахнет влажной землей и зеленью.
Голова раскалывается от боли, все тело ноет. Я пытался спать в ночном автобусе, но это было непросто. Мысли о пакете с коксом не давали мне покоя. А в Хёкарэнген стерва, которая вела автобус, меня высадила.
Я боюсь даже подумать о том, что Игорь скажет, расскажи я ему, что образцы товара уехали с мусоровозом.
Чтобы отвлечься, достаю мобильный из кармана.
От матери ничего.
Как укол в сердце.
Она вечно мной недовольна.
Что бы я ни делал. Когда мне поставили высший балл по математике, она даже не обрадовалась. Только трындела, что по всем остальным предметам у меня двойки. А когда я подарил ей браслет от «Эрмес», она закатила истерику, что не желает принимать краденые вещи в подарок и что типа воровство это смертный грех, хотя я этот браслет вообще-то купил.
Я со вздохом возвращаюсь к мобильному. Пишу эсэмэс Жанетт, лучшей подружке Александры.
Она горячая штучка.
Длинные светлые волосы, крепкая маленькая грудь. Большой рот, нежная кожа вся в веснушках. Нежная на ощупь тоже.
Между нами с Жанетт что-то есть. Только я пока не знаю что.
Мне стоило бы воздержаться – она все-таки подружка Александры, но с другой стороны, верности до гроба я Александре не обещал. Даже наоборот – объяснил, что не готов к серьезным отношениям. Что я еще не достиг этой черты, словно любовь – это конечная станция в метро.
Александра сказала, что ее все устраивает, она тоже не хочет себя связывать.
Так что мы встречаемся и спим, иногда нам бывает очень хорошо вместе. Как в порнофильме или как будто мы по-настоящему влюблены.
Я ускоряю шаг и слышу сигнал. Пришел ответ от Жанетт.
Никаких смс – написано на экране. Я хотел написать и спросить, почему и с чего это она выделывается, как вдруг где-то позади раздается хруст ветки.
Я оглядываюсь, всматриваюсь в темноту, но не вижу ничего, кроме светлых стволов берез и очертаний кустов позади них.
Должно быть, какой-то зверь.
Несмотря на то, что мы живем всего лишь в девятнадцати минутах от центра, в лесу водятся дикие животные. И собак здесь часто выгуливают…
