Я смотрю на него не больше секунды, прежде чем толкнуть
дверь и, пошатываясь, выйти из машины. Он включает двигатель, когда я
захлопываю дверь, но не уезжает. Я могу чувствовать тяжесть его взгляда, пока
иду к входной двери. И прежде чем закрыть ее за собой, я оглядываюсь и вижу
красные огни его глаз среди огоньков приборной панели.
Я бегом взлетаю по лестнице и, добираясь до своей комнаты,
первым делом бегу к окну, чтобы увидеть, как машина Люка скрывается в конце
улицы. Довольно долго я стою у окна и смотрю на место, где он меня высадил.
Сердце подскакивает и в животе появляется странное покалывание, когда я
представляю, как бы это было, позволь я поцеловать себя. Я издаю стон и иду к
комоду, чтобы взять фотографию брата.
— Я теряюсь, Мэтт, — шепчу я ей.
Забирая фотографию с собой, я достаю дневник Мэтта из-под
своего матраса и раскрываю его на столе. Я усаживаюсь в кресло и читаю первые
строки своей последней записи, которая была в среду — в день, когда я встретила
Люка.
Ох, Мэтт, ты бы смеялся до коликов, если бы видел меня
сегодня, пускающую слюни по какому-то парню. Но есть в нем что-то. Знаю. Глупо.
Не похоже на меня. Пожалуйста, пульни в меня молнией, если я превращусь в
жалкую романтичную девочку-подростка. Я совершенно не верю во всю эту фигню про
«любовь с первого взгляда». Я вообще не верю в любовь, если уж на то пошло. Но
желание... живо и здорово.
Я вздыхаю, беру ручку и открываю новую страницу.
Я размышляю, что же написать, потому что клубок моих мыслей
так запутан, что просто невозможно сформулировать ни предложения. Но если и
есть в мире кто-то, кому я могу рассказать обо всех своих переживаниях, это
Мэтт. Он был для меня не просто братом, а лучшим другом, единственным, который
у меня когда-либо был. Я знаю, Мэтт сохранит мои секреты. Так что, я расскажу
ему все, неважно, насколько мне будет неловко. Это единственное, что я могу ему
дать.
Я начинаю с начала.
«Итак, Мэтт. Помнишь того парня, о котором я тебе
рассказывала? Люка?»
Я делаю паузу, все еще пытаясь облачить мысли в более или
менее понятные слова.
«Не знаю, что со мной не так. Кроме него. Он… неправильный.
В нем все не так. Я не могу нормально думать и даже дышать, когда он рядом. Но
я хочу, чтобы он был рядом. Я знаю... Я теряюсь. Но есть в нем что-то. Он
странный, темный, с непонятной энергией... И он немного пугает меня... Ну,
хорошо, очень сильно пугает. Но все равно я не могу держаться от него подальше.
То, что я говорила о любви раньше, правда. Когда Риф сказал
мне ту вещь, он все испортил. Потому что любви не существует... на самом деле.
Бабушка и дедушка — единственные, кого я видела, кто хоть как-то приблизились к
этому чувству. Опасно верить во что-то, что может только навредить тебе. Поэтому
я и не верю. Но Люк...»
Я дрожу, глядя на неровный почерк. Пишу еще одну строку и
закрываю книгу. Просто пристрелите меня... прямо сейчас.
Я привожу себя в порядок и готовлюсь ко сну. Но когда я ложусь
и закрываю глаза, в голове возникает образ: платиновые кудри и блестящие
голубые глаза. Внезапно я начинаю жалеть, что не узнала о Гейбе побольше. Может
быть, Райли и Тейлор что-нибудь выяснили? Я хватаю мобильный и пишу Райли
сообщение.
«Как там у Тай с Гейбом?»
Спустя минуту приходит ответ.
«Он ушел сразу после тебя. Что у тебя с Люком?»
«Нчг. Выяснили, в какую шк. ходит Гейб?»
«Зчм? Ты и его хочешь?»
Я почти слышу ее смех.
«Отстань. Просто любопытно».
Я разочарованно бросаю телефон и снова забираюсь в постель.
Хорошо, что начались выходные. Несколько дней отдыха от парней — то, что доктор
прописал, потому что у меня, похоже, настоящее помешательство.
__________________________
Но даже в воскресенье, несмотря на все занятия дзюдо и
медитацию, призванные очистить мой разум, все те же мысли по-прежнему грохочут
у меня в голове.
— Дай-ка мне гаечный ключ, Фрэнни.
Я достаю инструмент из дедушкиного ящика и протягиваю ему. А
затем ложусь на цементный пол нашего гаража и проскальзываю под его
Мустанг-кабриолет шестьдесят пятого года.
Запах машинного масла и выхлопов — привычный атрибут моего
воскресенья. С тех пор как я научилась держать отвертку, не боясь выколоть себе
глаз, каждое воскресенье после церкви я проводила под капотом машины вместе со
своим дедушкой. Сестры считают меня странной, но ведь нет ничего лучше чувства победы,
которое испытываешь, разбирая что-то сломанное, а потом, собрав обратно, обнаруживаешь,
что оно работает. Некоторые из моих самых лучших воспоминаний связаны именно с
цементным полом нашего гаража.
— Скоро закончим, — говорю я, глядя на то, как дедушка
устанавливает последний зажим на двигатель, с которым мы провозились всю зиму.
— Не быстрее, чем через неделю, а то и две. Можешь подержать
этот болт и гаечный ключ, пока я натяну хомут? — спрашивает он своим скрипучим
голосом.
— Конечно. А дашь поводить?
— Сразу же после меня, естественно. Награда за всю твою нелегкую
работу. — Он поворачивается и ухмыляется. Его веселые голубые глаза блестят,
даже несмотря на плохое освещение под капотом Мустанга.
— Круто! — Я представляю себе, как катаюсь туда-сюда по
улице, с гремящей из окон машины музыкой.
Он проводит своей жирной от масла рукой по лысеющей голове,
оставляя большое черное пятно посередине.
— Мы готовы залить масло. Оно вон там, в углу. Можешь
принести четыре кварты?
— Конечно, — отвечаю я, вылезая из-под машины.
— И воронку еще. Скажу, когда будет пора.
Я хватаю масло и тащу его обратно, затем откручиваю заглушку
около двигателя.
— Дедушка?
— Оу?
— А как вы познакомились с бабушкой?
Он смеется, и этот удивительный звук наполняет гараж и мое
сердце.
— На стритрейсинге, когда мы еще в школе учились. Она была
очень правильной девочкой. Едва ли поцелованной, — он хихикает. — Но тут пришел
я и быстро это исправил.
— Когда ты понял, что полюбил ее?
— В ту же секунду, как увидел.
— А как ты понял, что она тебя любит?
Я слышу улыбку в его голосе.
— Она сама мне сказала... а потом и показала, если ты
понимаешь, о чем я.
Я пытаюсь представить их молодыми, как на тех фотографиях,
что я видела: дедушка, весь такой крутой, в джинсах и с пачкой сигарет,
заложенной в рукав футболки, и бабушка, правильная девочка с озорным блеском в
глазах.
Тогда я вспоминаю, как я любила свернуться на диване рядом с
бабушкой, пока та читала мне книжки... И чувствую боль в своем сердце.
