Глава 8. Ад земной
ЛЮК
Я направляюсь к своему шкафчику, держа руку на талии
Анжелики. Она лепечет что-то о своих выходных, и мне все сложнее и сложнее
изображать интерес. Но, когда я поднимаю глаза и вижу Фрэнни, смотрящую на нас,
на лице у меня появляется ухмылка. Я поворачиваюсь и делаю вид, что смотрю на
Анжелику, кивая ее банальным россказням.
Когда мы доходим до шкафчиков, Фрэнни уже ушла, но я могу
чувствовать, как она скрылась в кабинете шестьсот шестнадцать и следит за нами.
Ее запахом черного перца и корицы, приправленным большой дозой чеснока,
пронизан каждый дюйм коридора. Я вдыхаю его наравне с имбирем, идущим от
Анжелики, и энергия наполняет меня.
— А ты что делал в выходные? — спрашивает Анжелика,
вытаскивая меня из задумчивости и проводя пальцем по краю выреза своей рубашки.
Я прислоняюсь к своему шкафчику.
— Да ничего особенного. А ты?
— Была отличная погода, поэтому мы поехали в пляжный домик.
Тебе стоит как-нибудь...
— Звучит заманчиво, — мурлычу я, одаривая ее очаровательной
улыбкой.
Внезапно всепоглощающий взрыв зависти, гнева и ненависти,
идущий из шестьсот шестнадцатого кабинета, накрывает меня с головой, он
настолько мощный, что я могу буквально попробовать его. Я греюсь в нем... и дрожу.
Анжелика немного придвигается ко мне, надувая свои полные
красные губки, ее рука скользит по моей, замирая на краю футболки, на хвосте
черной змеи — татуировки, обвивающей мое плечо.
— Это не так уж далеко отсюда. Может, мы могли бы съездить
туда как-нибудь вечером? В пятницу, например?
Я улыбаюсь, почти не в силах сдержать дрожь, пробегающую по
телу. Мое волнение никоим образом не связано с Анжеликой. Это идеальный
вариант. Именно то, что я искал.
Этот план намного лучше... Косвенный подход.
Потому что с момента, как я ушел от Фрэнни в субботу... Как
сидел в темноте и бился головой об стену, словно одержимый... Всю ночь... Я,
наконец, понял, что прямым подходом тут ничего не добьешься.
Дело в том, что, чтобы отметить Фрэнни, я должен иметь
неоспоримое право на ее душу. А неоспоримое право — это нечто большое, чем один
грех... Если, конечно, он не смертельный. Хотя, порой, даже всех семи смертных
грехов не достаточно для одного раза. Мне нужна хотя бы тенденция, если не
постоянство. Так сказать, образец. И сразу его не распознаешь.
Две недели. Как получилось, что это заняло так много
времени?
Я же был в ее комнате... очень близко. Запах имбиря так и
струился по комнате. Даже силы бы не потребовалось. Но такими темпами Габриэль
побьет меня, с легкостью отметив ее.
Вот только дело в том, что и Габриэль нуждается в тенденции,
хотя, насколько я могу судить, он ее уже получил. Если она им нужна... а я
совершенно в этом уверен... я не понимаю, почему он до сих пор ее не отметил.
Но он этого не делает. Значит, на то есть причина. И значит, у меня все еще
есть время.
Не паникуй.
Этот план... с косвенным подходом... будет работать. Должен.
Я захожу в класс и готовлюсь греться в сумасшедших эмоциях
Фрэнни, проскальзывая на свое место.
— Как прошло воскресенье?
Она поворачивается и улыбается мне.
— Нормально.
И я понимаю, что греться-то не в чем... ни корицы... ни
перца... Их просто нет. Я стараюсь разобраться в том, что она выделяет. Но не в
чем разбираться... вообще. Я стираю замешательство со своего лица и спрашиваю:
— Было что-то хорошее?
— Да нет.
— Ты в порядке?
— Да, — говорит она, улыбаясь шире.
Мистер Снайдер подходит и кладет стопку бумаг нам на стол.
— Вот последняя партия писем, Фрэнни. Перевод прикреплен
вначале, как всегда. Нужна помощь с почтовой оплатой?
Она улыбается ему... не слишком счастливо.
— Нет, спасибо, мистер Снайдер. Сборы в этом месяце были что
надо. Все покрыли.
— Не против, если я посмотрю? – Наклоняюсь так близко, что она
должна чувствовать мое тепло.
Вздрагивает? Или мне кажется? Может, я просто принимаю
желаемое за действительное?
— Прости, но они личные, — говорит она, отодвигаясь от меня.
— Да ничего. Почитаю статьи в Глоуб. Неплохо придумано,
подключить к этому учителя.
— Это работает. И мистер Снайдер делает перевод: сканирует
письма и пропускает их через онлайн переводчик. Получается, конечно, не
идеально, но понятно. С теми, из Пакистана, он то же самое делал.
По-прежнему ничего. Но я уверен, что не вообразил это... она
была в ярости.
— Ладно, — говорит мистер Снайдер, проходя между рядами. — Доставайте
«Гроздья гнева» и открывайте двадцать восьмую главу. Кто мне скажет, какой
конфликт раскрывается в этой части?
Я изолирую себя от остального класса, сосредотачиваясь на
Фрэнни. И когда мистер Снайдер просит ее почитать, я склонюсь к ней настолько
близко, насколько могу себе позволить, почти касаясь ее. Я смотрю, как она отодвигает
свою книгу подальше от меня и читает вслух для класса. Я закрываю глаза,
укутанный шелком ее голоса.
Когда она заканчивает, мистер Снайдер возвращается к своему
столу.
— У вас есть несколько минут до звонка. Поработайте над
своими схемами, уделяя особое внимание основному конфликту этой главы.
Фрэнни поворачивается ко мне, и я на секунду захвачен в
ловушку ее глаз.
— Ну?.. — говорю я, наконец.
— Что «ну»? — спрашивает она.
— Ты собираешь рассказать мне, что случилось? — Может, я
получу признание.
— Ничего не случилось. — Она мило улыбается. — Мы должны
поработать над нашей схемой.
— Хм...
Я пишу большими печатными буквами: «ФРЭННИ И ЛЮК» вверху
чистой страницы в своей тетради и «КОНФЛИКТ» такими же буквами четко под нашими
именами.
Она долго смотрит на меня своими внимательными глазами, и я
отвечаю ей тем же, даже не моргая. Когда звенит звонок, мы все еще смотрим друг
на друга. Затем она отворачивается и складывает свои книги в сумку.
— Что случилось, Фрэнни? — все еще надеюсь я.
— Ничего, — отвечает она и идет мимо меня к двери.
Практически не осознавая, что делаю, я хватаю ее за руку. По выражению ее лица
и внезапно яркому запаху грейпфрута могу сказать, что моя ладонь жжет ее, но я
не отпускаю.
Она изучает мои глаза, а я смотрю в ее, внезапно ощущая себя
совершенно потерянным.
