— Ты хочешь сказать, что он может быть в Раю?
Он гладит мои волосы.
— Это возможно. Его смертная душа была чиста.
ЛЮК
Все такое тихое, белое... и пустое. Ненастоящее. Как и мой
разум. Я знаю, что где-то должно быть тело... мое тело... но я не могу ни
увидеть, ни почувствовать его. Я вообще ничего не вижу. Я ощущаю умиротворение
и позволяю себе дрейфовать.
Но затем я лечу сквозь время и пространство, чувствуя
головокружительное падение.
Король Люцифер.
Когда я останавливаюсь, а головокружение исчезает, я открываю
глаза, уверенный, что нахожусь в Пандемонии. Но вместо этого я стою в начале длинного
белого коридора. Передо мной две деревянные двери с надписью «Лимб».
Лимб...
Место, куда попадают неотмеченные души... для сортировки.
Полагаю, это значит, что я мертв.
Внезапно понимание того, что я больше не увижу Фрэнни, не
прикоснусь к ней, не поцелую, бьет меня с такой силой, что я опускаюсь на
колени. Я изо всех сил пытаюсь вдохнуть, пока не вспоминаю, что мне это больше
не нужно. Я мертв.
Но Фрэнни-то нет. И она в безопасности.
Эта мысль помогает очистить голову.
Фрэнни в безопасности. Теперь, когда я ушел с ее пути, она
позволит Габриэлю отметить ее и будет в порядке. Он будет защищать ее. Это
хорошо. Так я смогу покинуть ее. Ей будет лучше.
Я собираюсь с силами, встаю и распахиваю двери, заходя в
непомерно огромную комнату. Потолок со светильниками низок, но стены уходят в
непроглядную даль. Передо мной старый деревянный стол с разбросанными по его
темной ровной поверхности журналами. Сбоку прикреплена написанная от руки
записка. Небрежными каракулями черным маркером на ней выведено: «Возьми номер и
сядь». Рядом стоит красный пластиковый числовой счетчик.
Я делаю шаг к нему и вижу... Пластиковые черные стулья
расставлены в два ряда, большинство из них занимают бесчисленные души, ждущие
дальнейшего решения их участи. Многие мечутся, плачут и кричат, страдая о том,
что мертвы. Все они переливаются оттенками серого, бежевого, немного черного и
охры... Золотая середина. Это души, которые не были отмечены перед смертью,
потому что не попадали ни в одну, ни в другую команду.
Я впервые смотрю на самого себя, ожидая увидеть черный, как
смоль, цвет, но вместо этого обнаруживаю белый с оттенками сапфирового и светло-розового.
Белый? Еще несколько минут я испуганно смотрю на себя, а потом направляюсь к
счетчику. Оторвав бумажку, я вижу большую единицу, напечатанную на зеленом
листе. Я опускаю взгляд на монитор, встроенный в стол.
— Сейчас обслуживается номер 64893394563172289516, — объявляет
он.
Я смотрю на свое число.
Один.
— Первый номер, пожалуйста, пройдите в первый офис, — слышу
я монотонный голос. Но монитор не меняется. Я стою в удивлении: где я должен
искать этот офис? И тогда я вижу резную деревянную дверь с большой золотой
цифрой «один», нарисованной на ней. Я поворачиваю ручку, толкая дверь, и
медленно открываю ее.
Собравшись с духом, я делаю шаг внутрь и оказываюсь в ярко
освещенной комнате с огромным столом из красного дерева и стулом с высокой
спинкой посередине. Комната выглядит обманчиво привлекательной. Успокаивающий
запах гикори веет от пляшущего в большом камине в конце комнаты огня. Бежевые
кожаные диваны и кресла беспорядочно расставлены между многочисленными
книжными полками. Среди разбросанных на красном столике рядом со мной книжек я
вижу «Божественную комедию» Данте и не могу удержаться от улыбки. Михаил знает
свое дело.
Он парит над землей спиной ко мне около камина, белые одежды
раздувает несуществующий ветерок.
Очень постановочно.
Он медленно поворачивается и улыбается, но в его улыбке нет
тепла.
Он потирает свою черную бородку и изучает меня. Его темные
волосы и кожа контрастируют со светящимися бледно-голубыми глазами, придавая
ему зловещий вид, который, без сомнения, призван запугивать души. Михаил как
раз известен именно этим.
— Добро пожаловать, Люцифер. Видимо, Всевышний решил
по-быстрому с тобой разобраться. Я бы заставил тебя ждать. — Он показывает на
удобное на вид кожаное кресло рядом со столом. — Присаживайся.
— Нет, спасибо. Я предпочитаю стоять. — Я слишком хорошо
знаю все эти божественные штучки, чтобы потерять бдительность в присутствии
архангела. Особенно этого. За всю эпоху своего служения он приобрел комплекс
Бога.
Лимб под контролем Небес. Под контролем Михаила
непосредственно. Может показаться, что это работает на Рай, но Михаил верит в
строгий контроль качества, поэтому отсюда души чаще отправляются в Ад.
Я делаю шаг вперед.
— Ну, так в чем дело? Почему я не в Аду?
— Если ты так стремишься вечность гореть в Аду, да будет
так. Я по ошибке решил, что мы могли бы обсудить варианты. — Он небрежно
взмахивает рукой, направляясь к столу.
Я проглатываю свою гордость вместе с комком, застрявшим у
меня в горле.
— Подожди. — Я иду к столу и сажусь в кожаное кресло. — Какие
варианты?
Его глаза смягчаются, а по лицу ясно видно, что это его
забавляет.
— Похоже, есть некий смертный, желающий вас вернуть. Весьма
настойчиво, на самом деле. И это действительно очень трогательно. К тому же,
так случилось, что этот смертный обладает Влиянием, и, похоже, таким сильным,
что даже сам Габриэль с трудом говорит «нет».
Моя голова начинает кружиться. Это возможно? Может Влияние
Фрэнни вернуть меня к жизни? Никогда не слышал ни о чем подобном. Хотя я также
никогда не слышал, чтобы демон становился человеком.
— Как я вижу по твоему лицу, этот вариант для тебя весьма
интересен?
Я отвлекаюсь от своих размышлений, обнаруживая расплывшуюся
на губах улыбку и слезы, струящиеся по щекам. Я стираю и то, и другое,
пристально глядя на Михаила.
— Это возможно?
— О да. Но есть условия. Это не бесплатная поездка.
Мое сердце замирает. Ловушка. Как всегда… ловушка.
— И какие условия?
— Мы знаем, что Фрэнни изменила тебя. Ее Влияние очень
сильно. — Он не говорит этого, но я вижу по его глазам: под силой он подразумевает
опасность. Смертный, влияющий на смертных, — это одно. Смертный, влияющий на Ад
и Рай, — совсем другое. Они ее боятся.
Как будто прочитав мои мысли... а вообще, я уверен, что он
прочитал мои мысли... Михаил начинает злиться:
— Она хочет тебя сейчас, и она получит тебя смертным, — он
выплевывает последнее слово, как будто оно неприятно на вкус. — Но никто из нас
не знает, что будет с тобой, когда она перестанет тебя хотеть. Люди, в конце
концов, весьма непостоянные существа. — Самодовольная ухмылка расползается по
его лицу, пока он слушает мои мысли.
