Пенросс уселся в свободный шезлонг, достал трубку и начал методично набивать ее.
– Я пришел сюда именно для того, чтобы обсудить с вами, как идут дела. Все должно быть просто и понятно. Знаменитый художник Адриан Картхэллоу случайно застрелен. Газеты печатают некрологи. Проводится дознание, во время которого коронер выражает глубокое соболезнование вдове. Заключение – смерть в результате несчастного случая. И все. Но я не верю.
– А как обстоят дела с Хелен Картхэллоу? – поинтересовался Мордекай Тремейн.
Пенросс торжественно разжег трубку.
– То есть?
– Вчера она дала показания о том, каким именно образом произошло убийство. Вы выяснили, что показания не соответствуют действительности. Сегодня она сделала другое заявление – якобы настоящее, где все концы сошлись. Не сомневаюсь, что вы уже пришли к выводу, что второе заявление – такая же сказка, как и первое.
– Что заставляет вас так думать? – осведомился Пенросс.
– Предпочитаю оставить доводы при себе и послушать ваши рассуждения.
– В общем, вы правы, – мрачно изрек инспектор. – И будь я проклят, если ситуация мне нравится. Следуя чувству долга, необходимо требовать ордер на арест миссис Картхэллоу по обвинению в убийстве. Но сделать это я не могу. Не хочу, чтобы она оказалась виновной. Надеюсь, что вам удастся заметить какую-нибудь существенную мелочь, какую я пропустил.
Джонатан Бойс покачал головой:
– Так нельзя, Чарлз. Вы – инспектор полиции и не имеете права на сентиментальность. Если жена убила мужа, то должна ответить по закону.
Однако его голос дрогнул от волнения, и Мордекай Тремейн рассудительно заметил:
– Вы, Джонатан, ничем не лучше нас. Из-за хорошенького личика никому не хочется видеть правду, даже если правда стоит перед глазами. Но откуда нам знать, настолько ли миссис Картхэллоу хороша внутри, как снаружи? Я знаком с ней дольше, чем вы оба, но до сих пор не могу понять ее характера. Очаровательная внешность способна скрывать душевную мерзость. Однако давайте вернемся к делу, Чарлз. Утром вы упомянули, что Картхэллоу убит пулей с очень близкого расстояния.
– Вы видели результат. По словам доктора Корбина, чтобы нанести подобные повреждения, револьвер должен был находиться у виска. Пуля прошла насквозь и попала в раму висевшей на стене картины. Здесь-то и возникают сложности.
– Вы сделали все, что могли, Чарлз, чтобы заставить миссис Картхэллоу рассказать правдоподобную историю, – успокоил его Тремейн.
Инспектор взглянул на него понимающе.
– Вы на верном пути, – ответил он. – Дюжину раз я изучал фотографии и сравнивал с обстановкой кабинета. Но все равно что-то не сходится. Если провести прямую линию от того места, где, по ее собственным словам, стояла Хелен, до той точки, где, по ее же словам, во время борьбы находилась голова Адриана, то траектория выстрела заканчивается где-то на потолке.
Джонатан Бойс сочувственно усмехнулся:
– Понимаю, о чем вы, Чарлз. Геометрические данные игнорировать невозможно.
Мордекай Тремейн тоже высказал свое авторитетное мнение:
– В подобной ситуации Хелен вряд ли отдавала себе отчет в том, что и как происходит. Представь сам: они дерутся над столом, и Картхэллоу сжимает в руке револьвер. Внезапно раздается выстрел. Она смотрит на мужа и видит, что он мертв. А поскольку пуля крупного калибра выпущена с близкого расстояния, зрелище способно кого угодно привести в шок. Особенно женщину. Разве не разумно предположить, что Хелен могла неправильно истолковать события этих ужасных минут?
Пенросс кивнул:
– Да, вполне разумно. Вот почему я дал ей возможность объясниться. Сделал все, что в моих силах. Фактически, даже больше, чем следовало.
Джонатан Бойс нахмурился:
– А не могло случиться так, что вдова искренне заблуждается? Переживание действительно ужасное, оно способно затмить разум.
– Вы слышали и видели, как миссис Картхэллоу давала показания, – произнес инспектор. – Разве она производила впечатление растерянной, испуганной или неуверенной в себе женщины?
– Нет, – неохотно признал Бойс.
– Я проверил множество раз, – продолжил Пенросс. – Чтобы начертить прямую линию к пулевому отверстию в раме, пришлось вообразить, будто револьвер был приставлен к голове Картхэллоу намеренно. А в той борьбе, которую так живо описала миссис Картхэллоу, подобное положение не могло возникнуть ни на секунду. Револьвер, разумеется, отправили на дактилоскопическую экспертизу. Выяснилось, что все отпечатки пальцев принадлежат исключительно ей.
Наступило долгое молчание. Наконец Мордекай Тремейн проговорил:
– Не думаю, Чарлз, что на этом история закончится.
– А мне как раз представляется, что это все, – возразил Пенросс.
Мордекай Тремейн поправил опасно балансировавшее на кончике носа пенсне. Глаза его вспыхнули, словно он пытался поймать многообещающую, но упорно не желавшую принимать определенную форму версию.
– Хелен Картхэллоу – умная женщина. Если она убила мужа, то почему не потрудилась сочинить убедительную историю? Почему сразу не заявила, что револьвер случайно выстрелил во время борьбы? Подобное объяснение вызвало бы меньше подозрений, чем нелепая выдумка о том, будто Картхэллоу сам дал жене оружие и убедил ее нажать на курок.
– От испуга. Она не лгала, утверждая, что не хотела признавать факта физической борьбы – причем безжалостной, – поскольку боялась, что никто не поверит в непреднамеренность убийства. Очевидно, решила, что вызовет больше доверия, придумав, как во время игры исполнила волю мужа – хотя воля эта кажется весьма эксцентричной, – чем рассказав историю о случайном выстреле во время ссоры. В конце концов, Картхэллоу пользовался репутацией странного человека, и невероятное предложение не противоречило бы его образу. – Пенросс задумался. – Однако миссис Картхэллоу не учла одной тонкости: специалисты сразу определят, что стреляли почти вплотную. Поэтому, после того как я подчеркнул несоответствие, она в надежде на спасение решила обратиться к версии ссоры.
Мордекай Тремейн не согласился с его доводами. Он беспокойно заерзал в шезлонге, и деревянная конструкция жалобно заскрипела.
– Вы действительно полагаете, что Хелен могла этого не учесть? Возможно ли, чтобы Картхэллоу совершил самоубийство?
– Если вы спрашиваете мог ли он нанести рану сам себе – в том смысле, что Картхэллоу физически мог приставить револьвер к собственной голове в данном положении, то ответ положительный. Пуля вошла в правый висок, а, как известно, именно правый висок представляет собой излюбленную цель самоубийц, – ответил Пенросс. – Однако в таком случае на оружии непременно остались бы отпечатки его пальцев.
– Если бы он убил себя, то зачем Хелен понадобилось бы это скрывать? – резонно спросил Тремейн.
В разговор вступил давно молчавший Джонатан Бойс:
