Из будущего
Корабль пытался вырваться, но нарисованная реальность не отпускала его.
– Я спасу тебя, – прошептала я, взяла книгу с прилавка и прижала ее к груди.
– Prego, signorina?
[1] – из магазина выглянул продавец.
Его тень угрожающе вытянулась в мою сторону и вдруг выпустила щупальца. Тени-щупальца потрогали витрину, стопки книг и потянулись ко мне. Я попятилась.
Продавец выскочил из магазина и закричал, на его крик сбежались другие продавцы и покупатели – все смотрели на меня.
Люди и тени-щупальца окружают. Они хотят растерзать, разорвать. Вот щупальца поднимаются по моим ногам, я отпрыгиваю и стряхиваю их.
В толпе показался человек в полицейской фуражке.
– Беги, – говорит внутренний голос.
Я крепко прижимаю книгу, разворачиваюсь и бегу, близнецы – следом за мной.
До следующего квартала за нами несутся человек пять из всей толпы, впереди – хозяин книжного. До второго поворота – только полицейский, но его щупальца тянутся ко мне и вот-вот достанут. Полицейский постепенно отстает, он непрерывно кричит на итальянском, и я думаю, что убегаю с чистой совестью, ведь я не говорю по-итальянски.
Мы мчимся, поворачиваем с одной улицы на другую, со второй на третью. Налево – у кадки с засохшей пальмой, направо – у открытого уличного бара, распугиваем посетителей, которые пьют эспрессо у мраморной стойки. Потом, тяжело дыша, останавливаемся, и я понимаю, что остановилась одна, близнецов рядом нет.
В ужасе несусь обратно, одна улица сменяет другую, они все одинаковые: двухэтажные домики, голубые и белые двери, кошки, пальмы, фикусы, звуки телевизоров, – пока не попадаюсь на глаза хозяину книжного магазинчика. Он кричит ругательства и трясет кулаками в воздухе, я снова прячусь в городском лабиринте. Из последних сил бегу и на очередном повороте налетаю на фонарный столб. Со всего размаху ударяюсь лбом. Меня швыряет назад, и я падаю спиной на мостовую. Перед глазами пляшут черные точки, голова звенит от боли. Теряю сознание, успевая увидеть двух склонившихся надо мной мужчин.
Глава 1,
в которой мы оказываемся на острове Ортиджия
Шепотом:
– Втыкай прямо в центр.
Возня и сопение.
– Не держится.
– Руки кривые!
– Не кривые у меня руки, это кекс такой!
Опять сопение.
Я посмотрела на телефон – половина десятого. Сквозь окно в келью било солнце, жарило прямо у меня над головой. Потянулась, почесала шею.
Келья – комнатка три на два с половиной метра. Кровать, шкаф. У стены – пластиковый стол, как в уличном кафе. Складной стул сложен и стоит в зазоре между стеной и кроватью. Свободного места – узкая полоска между кроватью и шкафом, не развернуться. Потемневшие обои с корзинами роз. Поверх них – мои старые рисунки с чудовищами.
– Зажигай, – раздалось из-за двери, и через секунду чиркнула спичка.
– Идем, пока не сгорела.
И в ту же секунду родители постучали в дверь.
– Войдите, – ответила я сонным голосом.
Они вошли по очереди. Мама села на постель, папа прислонился к шкафу. В руках у него была тарелка с истыканным шоколадным маффином (если бы у маффина была кровь, он бы ею истекал), из которого торчала свечка с цифрой «1». Я сделала вид, что удивлена и обрадована.
– Задувай, – сказала мама.
Они оба счастливо улыбались. Я задула.
– А по какому, собственно, поводу?
– Год воссоединения семьи! Поздравляем, солнышко. Ровно год назад мы смылись из Питера с одними паспортами! Весело было, да?
Они набросились на меня и стали тискать.
– У нас есть подарок. Мы уезжаем в Ното. На неделю. Повеселитесь без нас.
Вот это было действительно неожиданно.
– А тебе – вот, – папа протянул мне две бумажки по сто евро.
– Если есть пасту аль помодоро
[2], то прожить можно, – беззаботно сообщила мама. – Курица дешевле всего, и не ешь слишком много прошутто
[3], а то опять схватит желудок. Холодильник мы забили, – она кивнула в сторону кряхтящего посреди гостиной холодильника. – Обязательно сходите в Греческий театр
[4]. Держи телефон включенным, я буду писать и звонить. Иногда.
– Когда вы уезжаете? – спросила я, потому что мама набирала воздуха для очередной порции советов.
– Прямо сейчас, – ответил папа.
– Нам пора, – сказала мама, поднимаясь с кровати.
– На какие деньги?
– Жить будем у моих друзей. Едем на автобусе. Так и будем, – ответила мама. – И кофе не пей, поняла? Кофеварку можешь не искать, я ее спрятала.
Я посмотрела на папу, но он только пожал плечами, как бы говоря, что ничем помочь не может.
Мы переместились в соседнюю комнату. Папа подхватил небольшую сумку с вещами, взял маму за руку, и они вышли из гостиной прямо на улицу. Именно так: двери крошечной гостиной вели на улочку шириной в два метра. Единственное окно располагалось прямо напротив окна соседей. Они – бабушка и трое внуков – тут же выглянули и стали смотреть, как родители уходят вдоль по улочке, оборачиваются на углу, посылают воздушные поцелуи и исчезают окончательно и бесповоротно. Больше глазеть было не на что, и соседи скрылись в гостиной. Сквозь щели в их двери я видела диван, ковер на полу, разбросанные игрушки и включенный телевизор.
Я несколько секунд постояла на пороге, потом вошла в гостиную и закрыла дверь. Залезла под кровать в своей комнате, отодвинула сваленные в беспорядке вещи и у самой стены нащупала что нужно. Вытащила пачку кофе и маленькую гейзерную кофеварку, сдула с нее пыль.
– Нашлись тоже прятальщики.
Когда год назад наш самолет приземлился в Катании, я думала, что нас ждет сплошная романтика, что мы будем переезжать из одной страны в другую, не задерживаясь на месте дольше недели, думала, что будут погони, анонимные ночевки в придорожных мотелях. Но этого не случилось. После того как результаты маминых исследований попали в газеты, директор научного института и несколько помогавших ему коллег попали под следствие и были посажены под домашний арест. Враги стали нам больше не страшны, мама после трех лет отсутствия снова была с нами, и мы могли спокойно жить дальше. Хотя родители все-таки опасались возвращаться в Петербург.
