Но тут на стенах домов заиграли сине-красные огни полицейских машин. Завыла сирена, и мужской голос сказал что-то, из чего я поняла только слово «полиция». Толпа немного притихла. Верещавшая женщина замолчала.
При желтом свете фонаря я пыталась разглядеть Ваню. Путь к тротуару был теперь свободен, но пришлось вернуться обратно в толпу, чтобы поискать его. В нескольких метрах от меня все еще месили друг друга фанаты «Палермо» и «Лигурии». Полицейские пробирались к дерущимся с нескольких сторон. Теперь, когда толпа немного разошлась, стало лучше видно поле боя: человек двадцать топтались, сбившись в кучу, толкаясь и хрипя. Их окружили люди в сине-белой форме. И тут я увидела Ваню. Он стоял прямо около дерущихся и оглядывался по сторонам – искал меня. Я крикнула ему и помахала рукой. Он крикнул мне в ответ, но как только он поднял руку, ее перехватил полицейский и заломил за спину. Ваня свободной рукой отталкивал его от себя.
Дальнейшее произошло всего за несколько секунд, но я помню каждое движение. Вот полицейский отбивается от Вани. Вот к ним подбегают еще двое полицейских и, не различая в темноте, что перед ними несовершеннолетний, заламывают Ване руки. Вот я со всех ног бросаюсь к нему на выручку, не соображая, что тоже кричу, вспоминаю все итальянские слова, которые приходят на ум. Вот меня хватают за шиворот и тащат к полицейским машинам, бросают на заднее сидение и захлопывают дверь.
Через запотевшее стекло я видела, как в соседнюю машину посадили Ваню, а с ним – еще одного мужчину. Впрочем, ко мне через секунду тоже подсадили пару пахнущих перегаром болельщиков «Лигурии». Скоро вернулся водитель, и мы поехали по темным улицам.
Через несколько минут мы въехали во двор полицейского участка. Следом за нами остановилась у входа вторая машина – даже через шум мотора я различала Ванины вопли о правах и иностранных гражданах.
– Вот зараза, – пробормотала я себе под нос с досадой. – Теперь никогда отсюда не выберемся, – я верила, что если вести себя хорошо и помалкивать, то нас сразу отпустят.
Тем временем полицейские распахнули двери, и все вышли из машин.
– Почему на этой вашей Сицилии никуда нельзя спокойно дойти?! – кричал Ваня. Не слушая, его потащили в тускло освещенный полицейский участок. Меня вежливо, но так, что я и не подумала сопротивляться, попросили выйти из машины и идти следом. За мной шли притихшие фанаты. Раньше я не бывала в полицейских участках на Сицилии, но обстановка показалась мне знакомой. Такая же, как в Питере, потрепанная дверь, скрипящий линолеум, неуклюжие плакаты на стенах. И запах – сальный, сладковатый. В Питере к этому прибавлялся еще запах сырости из подвала, а здесь – запах перегретого дерева. Такие же старые стулья вдоль стен. Полицейские ловко сняли с меня и с Вани рюкзаки и бросили на сидения. Следом отправилась переноска с песчанкой, в которую я вцепилась онемевшей правой рукой. Мы шли следом за задержанными из первой машины и видели, как они, поняв, куда нас ведут, начали сопротивляться.
– С ума сошли, что ли? – завопил Ваня, становясь в дверях растопыркой. – Мы – иностранные туристы! Я в консульство пожалуюсь!
В его голосе я уловила истеричные, типично Настины нотки и от абсурда ситуации, от нелепых воплей и накопившейся усталости начала гоготать. Не смеяться, а хрипло, неестественно ржать, делая паузы, чтобы глотнуть воздуха. Все с удивлением оглянулись на меня, Ваня убрал с косяка руки, и его мгновенно запихнули в камеру. Меня и остальных завели следом, и за нами захлопнулась дверь.
– Выпустите нас немедленно! Вы не имеете права! – Ваня тряс решетку.
Я сползла по стенке, села на корточки и продолжала нервно гоготать.
– Что смешного?! – крикнул на меня Ваня.
Он бесился за нас обоих. Я посмотрела на соседей – они присели на скамейку и тихо переговаривались, видимо, были тут не впервые.
– Вы-пус-ти-те!!! – вопил Ваня в пустоту.
На улице завелись и уехали со двора обе машины.
– Вы куда?! Стойте!
– Ваня, – сказала я, наконец успокоившись, – сейчас они разгонят толпу, вернутся и отпустят нас.
– Когда они вернутся? – орал он в ответ. – Когда мышь сдохнет? У нее же вода закончилась!
Меня затрясло. Про мышь я не подумала. Осмотрелась. Узкая комната-пенал с железной решетчатой дверью, вдоль стен стоят две скамейки. Наверху – оконце для вентиляции, не допрыгнуть. Стены, когда-то молочно-белые, теперь – серые до уровня глаз.
– Разве не видно, что мы несовершеннолетние? – спросил Ваня.
– В темноте, наверное, нет. Здесь все небольшого роста, легко перепутать.
– У меня оставили сотовый. Но он сел. А у тебя?
Говорил он спокойно, но был в бешенстве, даже волосы на руках встали дыбом.
– У меня был в рюкзаке. Но он давно сел, – ответила я.
Он повернулся к решетке и изо всех сил пнул один из прутьев.
Мы помолчали, переводили дух. Дверь камеры выходила в узкий коридор. Я просунула голову между прутьями и попыталась выглянуть как можно дальше, но увидела только часть плохо освещенного холла. Там ходили туда-сюда полицейские, но не обращали на наши крики никакого внимания – мало ли кто орет в камере.
Ваня посмотрел на соседей.
– Эй. Дайте позвонить. Телефоно? – он показал, как набирает номер на сотовом и прикладывает его к уху.
Соседи отрицательно помотали головами: может, у них в самом деле не было телефонов, а может, они не хотели связываться с этими сумасшедшими русскими. Ваня с досадой отвернулся и пнул дверь, попав в тот же, что и в первый раз, прут. Потом пнул еще раз. Прошептал:
– Отходит.
Присел, потянул его на себя обеими руками что было сил. Прут отошел немного, но достаточно для того, чтобы в зазор пролез кто-то худой. Попытался пролезть, но не смог удержать прут.
– Давай я попробую, – сказала я. Потянула прут на себя, он почти не поддался.
– Придется тебе лезть, – сказал он. – Хватай мышь. Беги в госпиталь. Оттуда позвонишь кому-нибудь, меня вытащат.
Я кивала.
– Давай, пока не привезли еще фанатов, – он изо всех сил потянул прут на себя.
Я легла на пол и принялась, извиваясь, протискиваться. Кофта зацепилась за острый край решетки, вытащить ее не получалось, пришлось расстегнуть молнию и снять ее. У Вани на руках набухали вены, он с трудом удерживал железку – казалось, еще чуть-чуть, и она раздавит меня.
– Да помогите же, – рявкнула я в сторону соседей по-русски. – Чего пялитесь?
Один из них подскочил и помог Ване удержать прут. Я наконец выбралась, вскочила на ноги. Сосед уже сидел на месте с таким видом, будто ничего не видел. У основания решетки лежала печально пригвожденная к полу кофта.
– Я постараюсь. Изо всех сил, – прошептала я, схватила и сжала его руки через решетку.
Он отвел глаза:
