– Не слышала… Всякая ерунда… из-за вас… мерещится, – ответила я, задыхаясь. – Ты… откуда?
Он шумно втянул воздух.
– Выходил из… больницы… увидел тебя… побежал спасать… Почему полиция?
– Из камеры сбежала, – ответила я. Дыхание восстанавливалось. Папа изумленно на меня смотрел. – А ты драться… умеешь?
Он кивнул:
– Редко… срывает крышу… когда своих… – он не договорил, махнул рукой.
Смутно вспомнилась одна из историй его молодости.
– Тебя поэтому… из универа… исключили?
Он опять кивнул.
Больше мы ничего не успели друг другу сказать. Нас окружили полицейские. Папа встал, загородил меня собой.
– В чем проблема, синьоры?
Вскоре мы вернулись в участок. Он был переполнен фанатами с созревающими на лицах синяками. Полицейские, гнавшиеся за мной, были целы, но очень злы. Они сверкали на меня глазами. Впрочем, папа захватил все их внимание. Я никогда не видела его таким. Он рычал, извергал проклятия и потрясал кулаками. Шипел сквозь сжатые зубы и матерился на трех языках. Полицейские не отставали – они окружили его и орали в ответ, размахивая руками.
– Да я вас… всех… вы иностранных граждан… детей… в отделении закрыли! Да вы знаете, что я с вами…
Полицейский тряс у папы перед лицом его паспортом, тыкая в страницу.
– Ну и что? Да, просрочена! Не твое дело, почему. Пусть миграционная полиция разбирается!
Галдеж не прекращался. Я сходила с мышью в туалет и напоила ее водой с пальца, она жадно слизывала капельки. Вернулась и села на свободный стул. Папа и полицейские продолжали орать друг на друга, и от нелепости происходящего меня снова разобрал нервный гогот. Все оглянулись на меня и начали по второму кругу.
– И правильно сделала, что сбежала!
Через несколько минут, когда первый пар был выпущен, галдеж стал стихать. Полицейские поняли, что, если давать делу ход, им самим грозят неприятности. И только один из них, самый молодой и, видимо, самый горячий, продолжал один на один препираться с папой. Он орал на итальянском, папа – на русском. Причем папа, как и я, не говорил по-итальянски.
В холл с улицы вошел еще один полицейский, было сразу ясно – он тут главный. Он несколько минут смотрел на папу, потом увел его вглубь отделения. Я сидела на стуле, вяло размышляя, не жарко ли мыши у меня в кармане и не принести ли Ване воды, ведь он все еще в камере. Я так и заснула, прислонившись затылком к стене. А когда проснулась, надо мной стояли папа и Ваня. Они разбудили меня, помогли подняться.
– Что, отпустили? – спросила я у них.
– Еле-еле, – ответил папа. – Опять чуть не сорвался.
Ваня молчал. Он был взлохмачен и до сих пор так же зол, как тогда в камере. Мы направились к выходу, в спину нам презрительно засвистели изрядно потрепанные событиями вечера полицейские. Ваня резко развернулся и вытянул в их сторону средний палец. Самый молодой бросился к Ване, но его удержали коллеги. Тогда он сорвал с ноги туфлю и швырнул в нашу сторону. Мы пригнулись – туфля пролетела над нашими головами и упала во дворе. Поспешили выйти.
Прошли пару перекрестков, и папа толкнул дверь круглосуточной забегаловки. Сонный официант поставил перед нами три круассана с салями и кружки кофе с молоком.
– Рассказывайте, – потребовал папа. Нос у него распух, под глазом красовался синий, как слива, фингал.
Мы начали рассказывать, перебивая друг друга и путаясь в деталях. Про мышей и Акихиро, про Зеро и Красных Масок, про тени, про забастовку на железной дороге и падение с обрыва. Папа жевал и слушал. Он успокаивался и снова забирался в свою раковину.
– Ты быстро приехал. Как узнал, что мы здесь? – спросила я.
– Вера позвонила позавчера вечером. Я сразу выехал в Термини, посмотрел тебя по геолокации. Потом увидел, что ты в Палермо. Ну и потом позвонили родители близнецов, когда у тебя телефон сел.
Мы просидели в кафе несколько часов. Я поила песчанку водой и давала корочки от круассана. Делать так было нельзя, но выбора не было.
– Осталось отнести ее домой, – папа кивнул на мышь, спящую у меня на ладони.
– Наверное, – я пожала плечами. – Но мы не знаем, что там будет.
Наступило утро, улица за стеклянной витриной оживилась. Мы дождались девяти часов и пошли проведать Настю. Показали ей песчанку. Она смеялась и жалела, что мы не сделали фоток в камере.
Потом нашли на карте офис Nimble Mind. Папа пошел с нами.
– Подстраховать, – сказал он.
Глава 16,
в которой герои наконец оказываются в офисе Nimble Mind
Два квартала от госпиталя. Обычный жилой дом, как многие вокруг. Десять кнопок с фамилиями жильцов, самая верхняя в списке «Nimble Mind Srl.».
– Лаборатория в жилом доме? – скептически спросил Ваня.
– Мама говорила, такое бывает, – ответила я.
Ваня протянул руку к звонку. Я остановила его.
– Слушай.
– Что?
– А что, если тени и щупальца… Ну, ты же понимаешь, их не существует на самом деле, но все равно… Что, если они – предупреждение, что не надо туда ходить? А?
– Не знаю, – ответил Ваня. – Ты их видишь сейчас?
Я посмотрела на улицу, внимательно оглядела те места, куда падала тень. Ни одна из них не шевелилась, не обрастала щупальцами. Посмотрела на небо – чистое, без облаков и без рогатого корабля.
– Нет, ничего такого нет.
Ваня снова потянул руку к звонку.
– Все равно она осталась одна, зачем ее возвращать? – говорила я сама с собой. – Заберем ее в Сиракузы. Почему все так мутно? И этот инсульт, и эти ребята в черном.
– Идем, – сказал Ваня, кивая на дверь. – Доведем дело до конца.
Я поверила ему. Подошла и нажала на звонок. Через несколько секунд дверь металлически щелкнула, никто даже не спросил: «Кто там?» Мы вошли в прохладную парадную. Папа остался на улице.
– Пойдем, – позвала я его.
– Нет, – он покачал головой. – Это ваше приключение. Подожду здесь.
Теперь он выглядел как всегда: руки в карманах, сутулится, уголки губ опущены вниз, но глаза улыбаются. К распухшему носу и подбитому глазу я уже привыкла.
Мы с Ваней поднялись на последний этаж. Я подошла к двери, Ваня остановился на лестничной клетке. Я изо всех сил пыталась понять, что чувствую и что говорит мне моя интуиция, но выходила только пустота, в которой всплывали большие и маленькие буковки в кавычках.
– Если что, сделаем вид, что ошиблись адресом, – сказала я ему. – Спрячь мышь.
Ваня забрал у меня мышь и спрятал за спину.
Я постучала. За дверью слышались голоса и чувствовалось движение, но открыли ее не сразу, и я пережила несколько мучительных секунд, решая то бежать отсюда прочь, то остаться. Но вот дверь приоткрылась, и в проеме показалась молодая женщина с белыми волосами, какие бывают у скандинавов. Она несколько секунд смотрела на меня, потом одновременно распахнула дверь и крикнула через плечо по-английски:
