– Еще как могу, – сказала Мэри. – Вы по собственной воле стали тем, кто вы есть. По собственной воле создали… – Ей не нравилось это слово. Но как же это еще назвать? – Создали меня. А Диана? А ее мать? Она умерла в нищете из-за вас.
Он словно бы смутился.
– Я очень сожалею об этом. Коллин была мне очень дорога. Но я не мог остаться с ней. Я был убийцей, которого разыскивали по всей Англии. Что же мне было делать – дожидаться, когда меня повесят?
– Знаешь, что я думаю, отец? – Мэри не хотела его так называть, но теперь поздно – сказанного не воротишь. – Я думаю, что ты самый эгоистичный человек из всех, кого я знаю. Ты и сейчас стоишь и оправдываешь все свои поступки, невзирая ни на какие их последствия, невзирая на то, сколько боли они причинили другим.
Бах! И еще раз – бах! Мэри сразу узнала звук револьверного выстрела.
– Диана! – воскликнула она. – У нее мой револьвер.
Что еще она хотела сказать этому человеку – своему отцу, на которого она была так зла, стоящему перед ней с разочарованным видом, но не выказывающему ни стыда, ни раскаяния? Сейчас было не до того. Она развернулась и выбежала в коридор. На миг она остановилась у двери комнаты Адама. Жюстина была еще там – она стояла на коленях возле кровати. Почему она на коленях? И почему держит Адама за руки? Она оглянулась на Мэри, испуганно и встревоженно:
– Что это за шум?
– Выстрелы, – сказала Мэри. – Либо в Диану стреляли, либо это она в кого-то стреляла, либо и то и другое!
Жюстина встала:
– Я иду. Я сейчас.
– Жюстина! – раздался полный нестерпимой муки крик Адама. – Не оставляй меня! Не оставляй меня умирать одного!
Жюстина на миг задержалась, глядя на него.
– Господи, помилуй его душу, – сказала она. И побежала за Мэри: та слышала позади топот ее ботинок.
Коридор пересекался с другим – перпендикулярно, образуя букву Т.
– Направо? – спросила Жюстина.
– Налево, кажется, – ответила Мэри. И была права: там оказалась лестница. Они побежали наверх – Жюстина впереди, прыгая через две ступеньки. Наверху Мэри пришлось на секунду остановиться, схватившись за бок. Ужасно кололо!
– Диана! – Жюстина уже стояла в дверях их комнаты. Мэри нагнала ее и вбежала следом.
Перед ними предстала жуткая картина. Диана стояла у кровати с пистолетом в руке. Люсинда лежала на кровати, все такая же бесчувственная. Янош Ференц сидел на полу. Кровь сочилась сквозь его брюки на каменные плиты.
– Я не виновата! – сказала Диана. – Я ему говорила не трогать Люсинду. Даже в воздух сначала выстрелила. Я хотела попасть в ступню, но я не так хорошо стреляю, как Мэри.
Диана: – Я такого не говорила.
– Янош! Jesus Maria, mi történt?
[100] – В дверях стояла Агнесса. Она подбежала к брату, упала на колени рядом с ним, сорвала с себя фартук и прижала к ране, пытаясь остановить кровь. Фартук тут же сделался красным. – Ты злая, злая! – закричала она на Диану. По ее лицу катились слезы.
– Мои порошки остановят кровь, – сказал Хайд. – Но нужно отвести его в лабораторию. Я один не справлюсь – нужно, чтобы кто-то поддерживал с другой стороны.
Жюстина шагнула к нему, но Агнесса заявила:
– Нет, уйди! Все вы уйдите! Не трогайте его никто – я сама.
Когда Хайд с Агнессой подняли Яноша на ноги, он вскрикнул от боли, но, кажется, идти мог. Они взяли его под руки с двух сторон, и он заковылял с ними, бледный и испуганный.
Мэри протянула руку:
– Отдай револьвер.
– Ну и ладно! – Диана сунула револьвер ей в руку – не очень-то бережно. – Могла бы, между прочим, и поблагодарить. Если бы не я, тебе бы никогда не получить его назад. И я защитила Люсинду. По-моему, надо сказать «спасибо».
– Что это? – Жюстина растерянно озиралась. Тут и Мэри услышала – негромкое, настойчивое «тук-тук-тук». Где это? За окном!
Там, в окне, было лицо – женское лицо. Женщина подняла руку и постучала: тук-тук-тук. На миг Мэри подумала, что у нее галлюцинация – не из-за самого появления женщины в окне (это еще можно было как-то логически объяснить), а из-за того, что она была точной копией женщины с портрета, висевшего над камином, – Миркаллы Карнштейн.
Тук-тук-тук. Женщина сделала рукой какое-то движение – словно показывала, что нужно открыть щеколду.
Жюстина оглянулась на Мэри.
– Что будем делать?
– Ой, ради бога! – воскликнула Диана. Она подошла к окну, открыла щеколду и распахнула створку. – Что вам нужно? Мы тут немного заняты.
– Меня зовут Кармилла, – сказала женщина. – Я от Мины, из Будапешта. По-моему, вам пора бежать отсюда. Вам не кажется?
Глава XVIII. Побег из замка
Мэри сделала ошибку: поглядела вниз, когда была еще довольно высоко над землей. Все вдруг закружилось – земля и гравий внизу, куда она, кажется, сейчас упадет, Дианино лицо, в ожидании устремленное вверх, веревка, на которой она висела на стене, синее небо над головой… А в окне – встревоженное лицо Жюстины. Мэри решительно перевела взгляд на веревку («Думай только о веревке!») и снова начала спускаться, перебирая руками и крепко сжимая веревку ботинками, хотя юбки то и дело мешали.
Когда она добралась до земли, Диана сказала:
– Вот видишь? Плевое дело.
Мэри вновь подняла голову вверх. Теперь начала спускаться Жюстина. Когда она уже стояла рядом с Мэри, в окне появилась женщина, назвавшаяся Кармиллой. Она втянула веревку обратно и исчезла в комнате. Затем в оконном проеме появился большой узел. Его можно было бы принять за недельную порцию грязного белья, завернутого в льняную простыню и перевязанного сверху веревкой. Вот только одно нарушало сходство: из узла сверху торчала нога… Кармилла стала потихоньку спускать узел вниз. Когда он дошел до земли и опустился на гравий, Диана разрезала его сверху своим ножиком и разорвала простыню. Внутри была Люсинда – свернувшаяся в клубок, все еще в ночной рубашке, по-прежнему без сознания. Жюстина взяла ее на руки, будто ребенка, положив ее голову себе на плечо.
Веревка упала на землю. Но как же сама женщина – Кармилла – будет спускаться без нее?
Мэри с изумлением увидела, как она вылезла из окна и поползла по стене как ящерица, головой вниз, цепляясь пальцами рук и ног за щелочки между камнями. Теперь Мэри поняла, почему женщина была босиком, когда забралась к ним в комнату: должно быть, она и наверх карабкалась точно так же! Еще Мэри заметила, что ее костюм не похож ни на один из тех, какие она видела раньше, – вроде мужского, но скроен по женской фигуре. Он облегал ее, как перчатка. Когда она спускалась по стене, длинная темная коса свесилась вниз. На середине пути женщина на секунду остановилась и взглянула на них, словно хотела убедиться, что они тут, на месте. Как же она держится на стене? Дина тихонько, восхищенно присвистнула.
