– В Древнем Египте! – повторила Диана. – Это там, где мумии? Я как-то читала книжку про мумию. Ее гробница была проклята, и все, кто туда входил, умирали. Мировая книга – на каждой странице кровь и черви!
– Но это же невозможно, – сказала Мэри. – Если она была жрицей Изиды в Египте, значит, ей должно быть уже несколько тысяч лет.
Хотя… так ли уж невозможно? Она ведь сама не так давно разговаривала с женщиной, которой уже сто лет, а теперь с мужчиной – еще старше, прожившим не одно столетие. Но тысячи лет? Нет, так долго ни один человек прожить не может.
– Доктор Фарадей считает ее историю правдивой, а его никак нельзя назвать легковерным человеком, – сказала Мина. – Подкомитет по вопросам формата библиографического цитирования относится к ней весьма серьезно. Очевидно, она владеет какими-то научными методами, утраченными много веков назад. Но, как я уже сказала, я сама с ней никогда не встречалась.
– Если бы вы видели ее, вы бы не сомневались, – сказал граф. – Когда она рассказывает о тех местах, где когда-то побывала, кажется, что вы были там вместе с ней – в Египте тех времен, когда Сфинкс лишь недавно появился на свет, в Древнем Риме, где можно было пройтись по улицам бок о бок с цезарями. И по-гречески она говорит совершенно чисто – во всяком случае, если верить Арминию. Я сам не лингвист.
– Положим, – скептически заметила Мэри, – красивой женщине мужчины часто готовы верить с необычайной легкостью.
– Но эти эксперименты по биологической трансмутации – они ведь проводились как раз в то время, когда она была президентом общества, – сказала Жюстина. – Моро создал Кэтрин всего десять лет назад. Выходит, общество дало согласие на его эксперименты. Так почему же она станет запрещать то же самое Ван Хельсингу?
– Создание зверолюдей на острове в Южных морях ничем не угрожало Обществу алхимиков, – сказала Мина. – Но заражать людей вампиризмом в Лондоне или Вене? Это совсем другое дело. Мы знаем, что Ван Хельсинг обращался за разрешением, прежде чем экспериментировать с Люси, и получил отказ. Тем не менее он продолжил эксперимент. Насколько нам известно, разрешения на эксперимент с Люсиндой он не запрашивал. Он нарушает правила общества. Это мы и должны доказать Айше. Но для этого нужно показать ей Люсинду. Нужно, чтобы она увидела своими глазами, что делает Ван Хельсинг.
– Тогда почему так и не сделать? – спросила Мэри. – Если мы встретимся с ней до собрания…
– А, вот в этом-то и сложность! – сказал граф. – Видите ли, когда она выдвинула свою кандидатуру на пост президента, не обошлось без противоборства. Она обещала контролировать подобные эксперименты и держать их под строгим наблюдением, а я… я в то время считал, что они должны быть разрешены. Я выступил против нее, при поддержке Арминия и значительной части общества. Много было сказано запальчивых слов, много использовано таких методов, что… Я не всегда вел себя благородно. В конце концов она победила в борьбе за президентский пост – с небольшим перевесом, всего в семь голосов, – а меня исключили. Ван Хельсинг обратился ко мне уже после того, как мне пришлось уйти с позором. Я помогал ему не только из научного интереса, но и из желания отомстить ей и Société des Alchimistes. После трансформации и смерти Люси я стал понимать, как глупо поступил и как велика моя вина. Но для общества я по-прежнему опозоренный изгой. В ее глазах я ничем не лучше вашего отца, мисс Джекилл.
– Эй! Он, между прочим, и мой отец тоже, – сказала Диана. Она почесывала Ховираг за ушами: собака-волк положила голову ей на колено.
– Тогда… что же делать? – спросила Мэри. Она совсем запуталась – столько историй, столько людей… Важнее всего сейчас – остановить Ван Хельсинга, а потом добиться того, чтобы общество запретило подобные эксперименты окончательно. Если остановить их может только Айша, значит, нужно поговорить с ней, убедить. – Как нам найти Айшу, если она не захочет говорить с графом?
– Вот потому-то собрание общества для нас так важно, – сказала Мина. – Это ежегодная конференция – члены общества представляют доклады, обсуждают их, проводят пленарные заседания и так далее. В точности так же, как в Королевской академии. В первый день всегда проходит общее собрание всех членов. Все должны присутствовать – там будут сотни человек со всей Европы, и не только, так как общество становится все более интернациональным. Мы считаем, что это отличная возможность для нас затеряться в толпе, а затем представить наши доказательства всему обществу. Айша не сможет отказаться выслушать нас на этом заседании.
– А оно уже в понедельник, – сказала Мэри. – Другими словами, у нас осталось два дня на подготовку.
– Два дня, а дел много, – сказала Мина. – Но пока что вам всем нужна одежда. И к тому же вы еще не видели Будапешта. Идемте за покупками!
Кэтрин: – Это был тот самый день, когда мы приехали в Будапешт. Если бы вы доехали пораньше и Мина успела послать телеграмму вечером, мы бы не тревожились о вас так и, может быть, ничего больше не разузнали о планах Ван Хельсинга.
Мэри: – Если бы Кармилла ехала еще быстрее, мы бы едва ли остались в живых!
Через полчаса они уже шагали по широкому бульвару среди магазинов и жилых домов. Это было и похоже, и непохоже на прогулку по Вене. Здания были пониже и более разноцветные, более разнообразные – все они, казалось, были задуманы разными архитекторами, и у каждого были свои представления о том, как они должны выглядеть. Все дома были выкрашены в разные цвета, уже знакомые Мэри со вчерашнего дня: желтый, зеленый, голубой, розовый, желтоватый оттенок, близкий к охре. Тут встречались и классические мотивы, и головокружительные образцы l’art nouveau. На углах и под балконами лепились нимфы и горгульи. На улице царила суета – тележки с товарами, фырканье и топот лошадей, лязг омнибуса. Старушки протягивали пучки лаванды, которые можно было купить за один геллер, – правда, здесь, в Венгрии, как сказала Мина, геллеры назывались филлерами. По тротуарам шли целые толпы пешеходов. Они были одеты ярче, чем в Лондоне, – особенно красивы были женские летние платья – набивные в цветочек или расшитые цветами и листьями по светлой хлопчатобумажной ткани. Но все это как-то мало напоминало те национальные костюмы, которые Мэри видела, когда читала про Австро-Венгрию. По покрою и расцветке они были ближе к обычной английской одежде.
Беатриче: – Люди носят такие костюмы только на праздники, и то чаще всего в деревне. Горожане везде одеваются примерно одинаково – что в Лондоне, что в Париже, что в Вене, что в Будапеште.
Голуби разгуливали по улицам или кружились над головой. И все это было залито солнечным светом – он был гораздо ярче, чем в Лондоне, и теплее, чем в Вене. Несмотря на все, что случилось за последние дни, несмотря на то, что еще должно было случиться, сейчас было приятно идти по самой обычной улице, среди самых обычных людей, по такому обыденному делу, как покупки.
– Вот это Большой рынок, – сказала Мина. – Слева. А нам нужно направо, на Вачи-утца, но сначала… хотите взглянуть на Дунай?
