Когда Мэри открыла глаза, в окна дилижанса уже бил солнечный свет. О, господи, выходит, она опять заснула? Напротив спали Жюстина с Дианой: Жюстина – откинувшись на мягкую спинку, а Диана – вытянувшись на сиденье, с открытым ртом, голова на коленях у Жюстины. Ну и хорошо – после венских приключений им всем не мешает отдохнуть.
А вот Люсинда не спала – она сидела очень прямо и неотрывно смотрела в окно.
– Как вы себя чувствуете, мисс Ван Хельсинг… Люсинда? – спросила Мэри. После всего, что они пережили вместе, конечно, можно называть друг друга просто по именам.
Люсинда обернулась к ней. Лицо у нее было бледное, с запавшими глазами, но спокойное.
– Хорошо, danke, – сказала она. – Мы едем навстречу гибели, там нас ждут демоны, которые будут пить нашу кровь.
– А-а, – сказала Мэри. – Ну что ж, я очень рада, что вам уже лучше.
Эта девушка сумасшедшая, просто сумасшедшая. Что же они с ней будут делать?
Люсинда только кивнула и вновь отвернулась к окну. Мэри тоже выглянула в окно со своей стороны. Кони резво бежали мимо загородных красот. Дорога петляла среди широких лугов, перемежающихся целыми полями желтых цветов: очевидно, какая-то сельскохозяйственная культура, хотя Мэри не знала какая. Иногда вдалеке виднелись фермерские домики. Вдоль дороги росли высокие деревья. Тополя, наверное? Это ведь они бывают такие высокие и прямые? Дорога была немощеная, однако рессоры у дилижанса были, видимо, хороши: Мэри почти не чувствовала тряски, во всяком случае, не больше, чем на обычной лондонской улице. Вена, должно быть, осталась уже далеко позади. Судя по положению солнца на небе, было утро, но уже не раннее.
Ритм движения дилижанса действовал гипнотически. Делать было особенно нечего, только в окно смотреть, если, конечно, не пытаться заводить разговоры с Люсиндой. Однажды Мэри и впрямь обратилась к соседке:
– Вам удобно? Я могу достать еще одно одеяло, если хотите.
– На мне кровь агнца, – ответила Люсинда совершенно будничным тоном, словно говорила: «Нет, благодарю вас, мне не холодно». После этого Мэри больше не возобновляла попыток.
Около полудня Диана вдруг проснулась, села, потянулась и стукнула Жюстину по носу.
– Есть охота, – сказала она. Жюстина открыла глаза, ощупывая нос.
– Что за… – пробормотала она, еще полусонная.
– Я посмотрю, что там в корзине, – сказала Мэри. Там оказались бутерброды: хлеб с маслом, а сверху сыр, ветчина или салями. Еще была банка с огуречным салатом, и еще одна – кажется, с маринованными грушами, а рядом маленькая корзинка яиц, сваренных вкрутую. В свертке из коричневой оберточной бумаги Мэри обнаружила те самые булочки, которые они ели вчера, – с ореховой пастой и с маком, и еще какие-то пирожки с джемом. Особенно обрадовал ее термос с кофе. В углу корзины, завернутые в скатерть, стояли четыре бутылки с водой, а за ними обнаружились четыре салфетки. Слава Богу за то, что послал им фрау Шмидт. Без таких женщин, как фрау Шмидт и миссис Пул, Земля бы, наверное, перестала вращаться вокруг своей оси.
Миссис Пул: – И не забывайте об этом!
– Держите, – сказала Мэри, протягивая Жюстине бутерброд с сыром, а Диане – с салями. Себе взяла с ветчиной. – А вы какой хотите? – спросила она Люсинду, готовясь вновь запустить руку в корзину. Люсинда покачала головой и вжалась в угол. – Ну хорошо, тогда, может быть, вот эти штучки с джемом? У них, кажется, какое-то немецкое название. Джем, если не ошибаюсь, малиновый. Возьмите, я же знаю, что вы голодны.
И правда, Люсинда смотрела на пирожки с вареньем голодными глазами. Она протянула было руку и тут же отдернула.
– Если она не хочет, давай я съем, – сказала Диана.
– Она хочет, – сказала Мэри. – Правда ведь? Берите же, я знаю, что вам хочется.
Так быстро, что Мэри даже испугалась, Люсинда выхватила у нее пирожок и вцепилась в него зубами. Она ела, как едят изголодавшиеся люди: маленькими кусочками, но быстро, почти воровато, с закрытыми глазами. Когда весь пирожок был съеден, она облизала пальцы, а затем взглянула на Мэри и проговорила почти нормальным голосом:
– Наша кухарка в Амстердаме пекла такие petites choses
[79] на праздники – когда у нас еще были праздники, когда папа́ еще не сделался воплощением дьявола.
Тут же она схватилась за живот, согнулась пополам, и ее вырвало на пол, прямо Жюстине под ноги.
С минуту Мэри молча смотрела на нее, не зная, что предпринять. Жюстина оказалась проворнее: раньше, чем Мэри успела как-то отреагировать, она уже сидела рядом с Люсиндой, втиснувшись между ней и стеной. Она обняла девушку, протянула ей платок, чтобы вытереть губы, но в конце концов вытерла их сама: Люсинда сидела неподвижно, сгорбившись, с совершенно потерянным видом, и слезы текли по ее лицу.
– Так, – сказала Мэри. – Очевидно, это была неудачная мысль.
Достав из корзины скатерть, она вытерла рвоту, пока Диана сидела, забравшись с ногами на сиденье, и отпускала удивительно ценные комментарии:
– Фу, гадость. И что тебе вздумалось заставлять ее есть? Ты что, не помнишь, что было после кофе?
– Еще бы мне не помнить! – огрызнулась Мэри. В дилижансе стоял запах рвоты. Мэри открыла окно со своей стороны, опустив раму как можно ниже, хотя щель все равно получилась узкая, и выбросила скатерть. Не в ее привычках было мусорить, но нужно поскорее избавиться от этого смрада, а скатерть через месяц все равно сгниет в грязи под дождем. Двумя салфетками она вытерла пол и выбросила их тоже. Между прочим, могла бы и Диана хоть раз помочь! Так нет же, сидит сложа руки и ноет.
– Ну вот, больше тут ничего не сделаешь, – сказала она наконец. Жюстина все еще обнимала Люсинду, а та прижималась к ней, и белокурые завитки падали на заплаканное лицо.
– Как же быть? – спросила Мэри у Жюстины. – Ей непременно нужно чего-нибудь поесть, иначе она заболеет. Может быть, она уже больна, потому ее и рвет. Жюстина, у нее жара нет?
Жюстина осторожно пощупала Люсинде лоб.
– Нет, холодный – холодный и влажный. Вот если бы Беатриче была с нами. Она всегда знает, что делать.
Беатриче: – Увы, даже мои медицинские познания были бы бессильны в таких обстоятельствах. От Люсиндиной болезни у меня лекарства нет.
– Может быть, ей нужна кровь, – сказала Диана.
– Что? – воскликнула Мэри, и Жюстина спросила одновременно с ней:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Когда я была в больнице, в этом Кранкен-как-его-там, и мы пытались поднять ее мать с постели, чтобы увести оттуда, она сказала, что надо дать ей кровь, и я дала.
– Дала кровь? – переспросила Мэри. – Как?
– Руку надрезала, само собой. Видишь? – Диана закатала рукав. На запястье был свежий шрам, еще красный. – И она пила, прямо из моей руки.
