Кэтрин, возликовав, выбрала револьвер системы «Уэбли». Если «Уэбли» достаточно хорош для Холмса, значит, и для нее сгодится! Правда, этот был поменьше, тридцать второго калибра – он удобно лежал в руке и отлично помещался в сумочку. А Беатриче не могла заставить себя даже прикоснуться к оружию.
– Я не могу убивать ничего живого, – сказала она. – Правда, не могу.
Но в конце концов она сдалась на уговоры и взяла стилет в кожаных ножнах – исключительно для целей самозащиты. Тут как раз вошла Ханна с ворохом какой-то черной ткани, перекинутой через руку.
– Я подумала – может быть, это будет лучше всего, мадам, – сказала она и развернула ткань. Это оказались два черных платья. Им что, придется выдавать себя за вдов? Или, может быть, за горничных?
– Монашки! – сказала Беатриче. – Вы хотите, чтобы мы нарядились монашками?
– На монашек никто никогда не обращает внимания, – сказала Ирен. – Тем более мужчины. Очень практичная маскировка: она делает почти невидимой.
– Но разве не грех… – начала Беатриче.
– Не грех, если вы делаете это, чтобы спасти друзей, – впервые за все время подала голос Ханна. Кэтрин даже удивил ее английский – она-то думала, горничная говорит только по-немецки. – Уверяю вас, Бог поймет, а если нет, можете пойти к моему духовнику. Ему не привыкать отпускать любые грехи! – Она повернулась к Ирен. – Билеты принесли, мадам. Грета успела сбегать на Штатсбанхоф. Теперь она опять на своем посту, следит за домом профессора Ван Хельсинга.
– Спасибо, Ханна. Кэтрин, надеюсь, вы не против провести ночь в одном купе с Беатриче. Я знаю, что Беатриче… определенным образом действует на других людей, скажем так. Но брать два отдельных купе было бы подозрительно: монашки не настолько богаты. Вам не повредят шесть часов в одном купе? Прошу прощения, Беатриче, но я считаю, что лучше говорить прямо.
– Все будет хорошо, – сказала Кэтрин. – Мы будем держать окно открытым, и каждый час или около того я буду выходить в коридор. Но только… нам непременно нужно наряжаться монашками? Мне они как-то не слишком симпатичны. И священники тоже, если уж на то пошло. Я наслушалась проповедей на всю жизнь на острове Моро.
– Вам ведь не придется всерьез принимать духовный сан, а в этой одежде очень удобно прятать револьвер, вот увидите, – сказала Ирен. – Помимо всего прочего, там есть карманы! – Она взяла с письменного стола какой-то документ… нет, карту – и развернула ее на столе в центре комнаты. – Теперь я хочу, чтобы вы изучили эту карту. Не всю, конечно, но ведь вам придется разыскивать людей в Будапеште и, возможно, в его окрестностях, а значит, нужно хорошо представлять себе общий план. Вот, видите – это Дунай. На одном берегу Буда, а на другом – Пешт. Вот тут, в Пеште, Национальный музей, а совсем рядом, вот на этой маленькой улочке, находится дом, адрес которого указан в телеграмме мисс Мюррей…
Через час они уже ехали на Штатсбанхоф в наемном экипаже – в кэб они втроем не поместились бы. Кларенс то и дело поглядывал на сестер Беатриче и Кэтрин и тут же отворачивался.
– Монашки, – пробормотал он, наверное, уже в пятый раз. – Почему именно монашки?
Сестра Кэтрин, у которой в кармане монашеского одеяния уютно полеживал револьвер, нахмурилась, хотя вряд ли Кларенс мог разглядеть в темноте выражение ее лица.
– Знаешь, по-моему, Ирен права: это самый лучший маскарад. И оружие можно спрятать, и мужчины отводят глаза. Отличное сочетание.
Беатриче, сидевшая с другой стороны, у окна, укоризненно сказала:
– Монашки – святые женщины. Это честь – и, наверное, все-таки грех – носить их одежду.
– Это правда, – сказал Кларенс. А затем прошептал Кэтрин в самое ухо, так, что ей даже стало щекотно: – И вид уж очень странный.
– Придется тебе привыкать к странностям, когда имеешь дело с нами, – прошептала она в ответ.
Беатриче: – Я и правда потом ходила на исповедь, и священник отпустил мне грехи. Но надеюсь, мне никогда больше не придется этого делать. Пусть мы расследуем преступления, носим оружие и побеждаем злодеев, но нельзя прибегать ко злу даже во имя добра.
Кэтрин: – Разве только иногда.
В полночь Кларенс помог им втащить багаж в купе Восточного экспресса, проследил за тем, чтобы проводник принял чемодан на хранение в багажное отделение, а маленький чемоданчик Беатриче поместился под сиденьем. Купе оказалось куда роскошнее, чем в обычном поезде Париж – Вена! Должно быть, Ирен потратила кучу денег. Кэтрин ощутила угрызения совести. Сначала эта ее… как там она называется? Парюра. А теперь еще и это. Остается надеяться, что когда-нибудь они смогут вернуть ей долг.
Мэри: – Я пыталась. Она не взяла.
– Ну, пока, Ушастик, – сказал Кларенс, обнимая ее. – Береги себя.
– Кларенс, не мог бы ты сделать мне одно одолжение? – спросила она, когда он наконец выпустил ее. Она никак не могла привыкнуть к этой привычке людей стискивать друг друга, как в кольцах боа-констриктора.
– Конечно, а какое? – Он смотрел на нее несколько обеспокоенно. О чем же, он думает, она собирается его попросить?
– Расскажи Зоре обо мне. Все расскажи – про остров Моро, про все. Скажи, что я пума, то есть была пумой. Я уже почти десять лет живу человеком, но все равно иногда путаюсь в ваших привычках и обычаях. Может быть, тогда она меня простит… или хотя бы поймет.
– Непременно, Кэтрин. – Он улыбнулся ей. – Сделаю, что смогу.
Она отвернулась на миг – проверить, открыто ли окно (стандартная процедура, когда едешь в поезде с Ядовитой девицей), а когда повернулась снова, увидела, что он уже обнимается с Беатриче. Ну и ладно, что ж тут такого? Пусть обнимет и Беатриче тоже. Но потом, когда он прощался, она увидела, что на губах у него уже вскакивают пузыри от ожогов. Черт побери, этот человек ничему не учится! Остается надеяться, что хоть поцелуй того стоил. Кэтрин взглянула на Беатриче и только головой покачала. Беатриче сжалась и прошептала одними губами:
– Прости.
Когда они снова остались одни и поезд уже отъезжал от станции, Кэтрин сказала:
– Может быть, поспишь немного? Я сказала проводнику, чтобы не раскладывал постели – все равно через несколько часов вставать, – но одеяла он оставил.
– Я вряд ли усну, – сказала Беатриче. – Я так беспокоюсь за Мэри и остальных. Как ты думаешь, что с ними могло случиться?
Кэтрин пожала плечами: она не знала.
– Наверное, Ван Хельсинг каким-то образом их выследил. Может быть, держит где-нибудь в тайном месте и ждет, когда можно будет использовать Люсинду, чтобы привлечь на свою сторону членов Общества на собрании.
– Но что же тогда он делал в Вене все это время? – спросила Беатриче. – Я думаю, это Société des Alchimistes выследило их и держит в плену – не знаю только, где и с какой целью.
– И что же это общество собирается с ними делать? – опасливо спросила Кэтрин.
