– Понятия не имею, – сказала Беатриче. – Мой отец всегда говорил – это общество ученых, стремящихся раздвинуть границы познания. Мне бы и в голову не пришло, что оно похищает людей. Но Люсинда, Жюстина и Диана – результаты экспериментов по биологической трансмутации. Как к таким людям относятся в этом обществе? Я не знаю.
– Я все же думаю, это Ван Хельсинг, – сказала Кэтрин. – Но в последнее время мои дедуктивные способности меня часто подводят! Правда, кое-что меня все-таки обнадеживает.
– Что же? – спросила Беатриче, расправляя одеяло и укрываясь.
Кэтрин улыбнулась. Улыбка была зловещая.
– Там с ними Диана. Нет такого безупречно продуманного плана, который Диана не сумеет перевернуть вверх тормашками. Кто бы и где бы ни держал их в плену, они скоро об этом пожалеют.
Беатриче покачала головой, но не смогла удержаться от смеха. Потом они сидели молча. Беатриче свернулась калачиком под одеялом, вспоминая недавний поцелуй (неожиданный, но желанный), а Кэтрин глядела на часы, чтобы не забыть вовремя выйти из купе. Ей спать не придется: каждый час надо выходить в коридор и прогуливаться, чтобы не дышать все время ядом Беатриче. Газовые фонари раскачивались на ветру за открытым окном, по всему купе разбегались тени, а поезд, набирая скорость, летел сквозь ночь к Будапешту.
Том II
Глава XVI. Кровь есть жизнь
– Мэри, – сказала Жюстина, – я не хочу пугать остальных, но что-то тут не так.
– О чем ты? – спросила Мэри. Шел их четвертый день в дороге, а вернее будет сказать – в дорогах, так как каждая из них имела свои особенности, каждая отличалась от других хотя бы количеством торчащих корней и булыжников. Мэри ужасно устала целыми днями, день за днем, трястись, будто мешок с картошкой. Весь зад (да, Мэри, я не стану выражаться деликатнее) онемел от неподвижного сидения, пусть и на мягкой скамье дилижанса. Она мечтала только об одном: добраться до Будапешта, отыскать Мину, принять горячую ванну и выспаться в настоящей постели.
На сиденье напротив дремала Диана, Люсинда рядом тоже спала. Она стала гораздо лучше спать с тех пор как они наконец выяснили, чем же ее кормить.
– Я вот о чем – помнишь домик фермеров, где мы останавливались, чтобы дать лошадям овса? Денеш говорил с ними по-немецки.
Жюстина многозначительно посмотрела на нее.
– Но ведь здесь все говорят по-немецки? – сказала Мэри. – Мы ведь пока еще в Австро-Венгрии.
– Да, но должны-то быть уже в Венгрии, а не в Австрии. Официальный язык тут немецкий, но простые люди говорят по-венгерски. Ты разве не помнишь Бедекера?
– Очевидно, не так хорошо, как ты, – ответила Мэри. – К тому же сомневаюсь, что отличу на слух немецкий от венгерского – какая между ними разница? И что ты хочешь сказать – что мы едем слишком медленно?
– Не знаю, – покачала головой Жюстина. – Но местность вокруг тоже изменилась. Ты заметила?..
– Меньше ферм, больше лесов? Ну да, заметила. – Мэри нахмурилась. До сих пор она об этом как-то не задумывалась. Может быть, Венгрия просто менее цивилизована, чем Австрия, примерно как Шотландия в сравнении с Англией. – Но о чем это говорит? Если только это вообще говорит о чем-нибудь.
– Это еще не все, – сказала Жюстина. – Дорога все время идет в гору. Потихоньку, незаметно, но я ведь жила в горах. Здесь даже воздух другой – значит, мы уже поднялись довольно высоко. А я внимательно изучила карту перед отъездом из Англии. Между Веной и Будапештом никаких гор нет.
– Так где же мы тогда, по-твоему? – спросила Мэри. – Я бы посмотрела в Бедекере, но он, кажется, в чемодане. Может быть, на следующей остановке попросить Денеша достать чемодан – сказать, что мне понадобилась шаль или еще что-нибудь?
– Понятия не имею, где мы, – сказала Жюстина. – Мы ведь изучали только ту дорогу, по которой собирались ехать. А теперь, мне кажется, едем по какой-то другой. Ирен говорила, что мы доберемся до Будапешта дня за три, смотря по состоянию дорог. А сегодня уже четвертый. Я понимаю, это не такой надежный транспорт, как поезд, – дилижансы не ходят по расписанию, но… мне что-то тревожно.
Черт. Черт и еще раз черт. А может быть, Жюстина ошибается? Мэри выглянула в окно. Уже начинало темнеть, поднимался туман. Фонари на дилижансе уже горели. Вокруг был не то чтобы лес, но более дикая и каменистая местность, чем в окрестностях Вены. И деревья были другие – Мэри не знала какие, но они были выше, и стволы темнее. Она и раньше замечала, но как-то не задумывалась над этим. Хватало других забот, и главная из них – как накормить Люсинду.
Первый день после довольно-таки жуткого открытия, что Люсинда питается кровью, прошел без особенных происшествий. Несколько раз они останавливались, чтобы дать отдых лошадям, один раз – на ярмарке, где Жюстина пополнила их запасы провизии персиками и вишнями. Когда солнце уже садилось в лилово-оранжевые облака, они подъехали к придорожной гостинице. Пока герр Ференц с сыном устраивали лошадей в стойле на ночь и уговаривались о свежей паре на завтра, славная полная женщина, видимо, жена хозяина, по-немецки пригласила их в дом. После того как герр Джастин Фрэнк заверил ее, что они все братья и сестры, так что ни о каких непристойностях не может быть и речи, она проводила их в комнату с двумя кроватями, комодом, на котором стоял таз и кувшин для умывания, столом и четырьмя стульями. Над кроватями висели две картины не слишком впечатляющих художественных достоинств: одна изображала императрицу Елизавету, а другая деву Марию. Хозяйка сказала, что принесет ужин через полчаса, и оставила их распаковывать вещи.
– Я с ней спать не буду, – заявила Диана, показывая пальцем на Люсинду.
– Можешь со мной спать, – сказала Мэри. – Жюстина, ты не возражаешь?..
– Нет, конечно, – сказала Жюстина. – Она хотя бы не храпит!
– Зато кровь пьет! – огрызнулась Диана.
– Может, она… то есть… может, это для нее как еда? – сказала Мэри. – Может быть, ей нужно пить кровь так же часто, как нам есть? Но я, кажется, сегодня больше не могу. Мне все еще немножко нехорошо.
– Спросим ее, – сказала Жюстина. Она обернулась к Люсинде, сидевшей на кровати под картиной с девой Марией. – Вам нужно еще поесть? То есть попить крови?
Люсинда подняла на нее затравленные глаза.
– Когда Иисус явился апостолам в Галилее, он дал им кровь из своих жил и сказал: пейте в память мою.
– По-моему, ее спрашивать бесполезно, – сказала Мэри. – Цвет лица у нее сделался получше и сил прибавилось, но вот речь осмысленнее не стала. Пожалуй, даже наоборот.
– Наверное, нужно попробовать дать ей кровь и посмотреть, что будет, – сказала Жюстина. – Теперь, полагаю, моя очередь. Диана, ты не дашь мне свой ножик?
– Что бы вы без меня делали, – сказала Диана. Снова сунула руку под юбку, достала нож и вложила в протянутую руку Жюстины.
