– Никак не могу сосредоточиться, и к тому же, должна признаться, современная философия иногда кажется мне просто набором поэтических нелепиц.
Тогда она стала играть в карты с Дианой, чтобы та хоть немного посидела спокойно. Люсинда, снова сидевшая рядом с Мэри, изредка отпускала какие-то комментарии по-голландски – во всяком случае, Мэри предполагала, что это голландский. Она, кажется, с головой ушла в свой собственный мир. Мэри даже не знала, понимает ли она, что едет в дилижансе по сельским дорогам Австро-Венгрии.
Правильно ли они сделали, что помогли ей бежать? Бросили все родное и привычное и поспешили на зов, получив телеграмму от гувернантки, которую она, Мэри, не видела уже больше десяти лет, и письмо от незнакомой девушки, где она писала такое, чему большинство людей просто не поверили бы? Диана снова заснула – слава богу. Люсинда, кажется, тоже спала, привалившись к спинке сиденья и укрывшись одеялом. Жюстина глядела в окно, а на коленях у нее лежал немецкий разговорник. Она опять стала сетовать на несовершенство своего немецкого.
– Мы ведь правильно поступаем, да? – спросила Мэри.
Жюстина удивленно взглянула на нее.
– Конечно, правильно. А ты сомневаешься? Правильный путь обычно легко отличить: он самый трудный. И… погляди на нее. – Она кивнула головой в сторону Люсинды, сжавшейся в комочек в своем углу. Ее лица почти не видно было из-за волос. Она была похожа на ребенка, которого уложили спать после обеда. – Ты бы никогда себе не простила, если бы мы не откликнулись на телеграмму мисс Мюррей.
Мэри улыбнулась. Жюстина всегда умеет разрешить все сомнения. Люсинду нужно было спасать, и они ее спасли. Эта девушка, которая пьет кровь, ничем не отличается от Беатриче или Кэтрин, созданных людьми из Общества алхимиков, – и тех, кто сделал ее такой, необходимо остановить. Невзирая ни на какие опасности и неудобства… и на Дианин храп, который как раз послышался снова. И как она только умудряется издавать такие звуки, неотличимые от рева паровой машины?
Когда, уже перед самым закатом, они приехали в новую гостиницу, Мэри решила, что больше не сядет в дилижанс до конца жизни. Кэбы, поезда – это сколько угодно, а дома, в Лондоне еще и ее верный велосипед.
Гостиница была заметно попроще той, в которой они останавливались вчера. Мэри, Диане и Люсинде досталась одна большая кровать. Мэри легла в середине, так как Диана отказывалась спать «рядом с этой пиявкой». Жюстина спала на полу, завернувшись в одеяло. Кур тут не было, но Жюстине удалось купить поросенка, который визжал и брыкался у нее в руках. Она попросила всех выйти из комнаты. Через десять минут, когда она позвала их обратно, поросенок был мертв, а сама Жюстина еще бледнее, чем обычно.
Когда Люсинда отошла в угол для своего кровавого пиршества (она не хотела, чтобы кто-то на это смотрел), Мэри положила Жюстине руку на плечо.
– Мне очень жаль. Ты сама ведь даже мяса не ешь.
– Я никогда бы не убила живое существо по доброй воле, – грустно сказала Жюстина. – Но он хотя бы не мучился.
– Ну, он все-таки свинья, – сказала Мэри. – Он так или иначе пошел бы на сосиски. Прости… – По щеке Жюстины скатилась слезинка. – Это звучит жестоко, но я только хочу сказать, что его в любом случае ждал подобный конец. А для Люсинды это вопрос жизни и смерти.
Жюстина молча кивнула.
Гостиница, где они провели третью ночь, оказалась еще скромнее – несколько комнат при заведении, в котором безошибочно угадывалась сельская таверна. В эту ночь Люсинда напилась крови еще одной курицы, а остальные только головами покачали при виде водянистого картофельного супа с ломтями черного хлеба, смазанного свиным жиром. Те припасы, что были в корзине фрау Шмидт, уже кончились. Они купили еще хлеба и большую салями, чтобы взять с собой в дорогу, причем, как казалось Мэри, переплатили. Но что же оставалось делать? Есть-то надо.
И вот он, их четвертый день, и теперь уже ясно, что что-то не так. Они ехали в темноте, сквозь туман. Фонари, висевшие по бокам дилижанса, почти не давали света. Если Жюстина права и они едут не в Будапешт – тогда куда же они едут?
– Мы должны где-то остановиться на ночь, – сказала Мэри Жюстине. – Вот там и спросим, где мы, – и если мы почему-то отклонились от курса, то сумеем и сами как-нибудь добраться до Будапешта. У нас есть деньги и есть Бедекер. С дилижансом и лошадьми при необходимости справимся. А если дойдет до драки – ты сильнее герра Ференца и Денеша, а у меня есть револьвер. Ты, наверное, не умеешь управлять дилижансом? Жюстину Мориц вряд ли такому учили.
Жюстина покачала головой. Уже так стемнело, что Мэри почти ничего не видела. Слава богу, Диана с Люсиндой спали, хотя Диана уже крутила головой и что-то бормотала во сне – значит, вот-вот проснется.
– Я тоже не умею, но что-нибудь придумаем. Как всегда. – Как же Мэри хотелось, чтобы рядом была Ирен Нортон! Она бы сразу сказала, что делать дальше. Но Ирен осталась в Вене, вместе с Гретой и Ханной и полной комнатой оружия, – а как бы все это им сейчас пригодилось!
Что бы стала делать Ирен в таких обстоятельствах? Что ж, по крайней мере кое-что можно сделать прямо сейчас, пока не совсем стемнело и хоть что-то еще видно. В последних отблесках быстро тускнеющего света она достала револьвер и вставила по пуле в каждую ячейку барабана, а затем снова убрала в поясную сумку. Рассуждая логически, вес сумки остался ровно тем же, что и прежде, однако теперь ее тяжесть казалась успокаивающей.
– Мы едем медленнее, – сказала Жюстина. Было уже почти совсем темно, а свет фонарей внутрь попадал едва-едва, поэтому Мэри ее почти не видела. Они и до этого ехали не быстро, неспешным шагом, – Мэри думала, что лошади, должно быть, устали. Но теперь ход и правда еще сильнее замедлился. Мэри чувствовала, что дорога пошла немного в гору – наверное, они уже вот-вот приедут… куда-то?
– Еще не приехали? Я есть хочу.
Диана терла руками глаза. Люсинда, кажется, еще дремала в своем углу.
Вдруг дилижанс резко остановился. Мэри выглянула в окно, но там было темно, и туман сгустился – он так и клубился вокруг в тусклом свете фонарей.
– Кажется, приехали, – сказала Мэри. – Я вижу свет – должно быть, хозяин гостиницы вышел нас встречать. Идем. Что бы это ни было, я уверена, там есть еда. Мне просто хочется выбраться отсюда. У меня затекли… да все затекло!
Она открыла дверь, вышла и огляделась – удивленно и встревоженно. Это была не гостиница – во всяком случае, это не было похоже ни на одну гостиницу, какие ей случалось видеть до сих пор. Перед ней высились гигантские каменные стены с зубцами – очертания этих зубцов рисовались на фоне неба, уже не фиолетового, а цвета индиго. Высоко над землей можно было разглядеть маленькие окошки под острыми сводами и круглую башню. Да это какой-то замок! Он был наполовину разрушен: вторая башня частично обвалилась и торчала, упираясь в небо, как сломанная кость. Где же это они очутились? Она огляделась в удивлении и испуге. Денеш слезал с кучерского сиденья, а герр Ференц все еще держал в руках вожжи.
