– Готова?
Натали выдохнула. Если она задумается об этом, то передумает. Снова.
– Да.
Симона сложила листок, поместила в конверт и запечатала воском. Она передала его Натали, чтобы та подписала адрес.
– Прошу, мадемуазель.
Натали съела еще гроздь винограда, перед тем как подняться, чтобы уйти, хотя не была ни капельки голодна. Объятие Симоны было чуть дольше, чем обычно, и она произнесла шепотом, в котором сквозили и забота, и любовь:
– У тебя дар. Ты поступила правильно.
Смерть убитой – рана за раной, рана за раной – мелькала перед глазами Натали, когда она согласно кивнула.
Облегчение охватило Натали скорее легким ветерком, чем порывом, когда она опустила письмо в почтовый ящик. Она была рада от него избавиться и тому, что теперь кому-то другому нужно решать, как поступить с этой информацией. И было что-то приятное в том, чтобы раскрыть свой секрет, но чувствовать себя в безопасности.
Выходя с почты, она теребила пуговицу на брюках и вдруг столкнулась с мужчиной в дверях.
Надо же, было такому случиться.
Натали затруднялась сказать, кто из них был сильнее удивлен.
Глава 12
– Месье Ганьон, – произнесла Натали, отступая на шаг назад, – кто бы мог подумать, что наши пути пересекутся и здесь? Париж кажется таким маленьким, не так ли?
– Мадемуазель Боден, это вы? – Его уши стали красными как помидоры. – И правда, маленьким.
Натали нервно усмехнулась.
– Отличный сегодня денек для прогулки.
Месье Ганьон засунул письмо, которое держал в руках, в карман сюртука, затем осмотрел ее от кепки до ботинок.
– Ваша одежда, – сказал он тем же официальным тоном, который звучал в их первую встречу.
Натали приосанилась.
– А что не так?
– Как так вышло, что вы, э-э-э… почему вы одеты как парень?
– В платьях не всегда удобно, – сказала она тоном, предполагающим, что ему и так это известно.
Он повернул голову, не сводя с нее глаз.
– И поэтому вы не в платье? Из-за неудобства?
– Да. Нет, – сказала она, краснея. Она не хотела это обсуждать, и вообще это было не его дело. – А вы почему здесь?
– По делам. – Он посмотрел на дверь и почесал ладонь.
– Это же значит, что вы получите письмо?
Месье Ганьон посмотрел ей в глаза, приподняв брови:
– Что?
– Ваша ладонь. – Натали мысленно поблагодарила маму за то, что научила ее искусству менять тему разговора. – Есть примета: если чешется ладонь, значит, идут письмо или деньги – забыла, что именно.
Он хлопнул в ладоши, и на губах его мелькнула улыбка.
– Значит, про брюки и кепку не расскажете?
Натали скрестила руки. Она никогда не встречала человека, одновременно настолько привлекательного и настолько раздражающего. Каждая их новая встреча открывала в нем новую грань. Что было сегодня: вежливость, любопытство или неловкость? Может, все сразу? Симона говорила Натали, что он, наверное, влюбился в нее, по крайней мере, в какой-то степени, но Симона вечно парила в облаках романтических мыслей. Не то чтобы Натали не нравилось, если бы месье Ганьон не был на самом деле в нее влюблен.
– Я предпочла бы не рассказывать.
– Не буду настаивать, – сказал он, переступая с ноги на ногу. – Хорошего дня, мадемуазель Боден. Полагаю, до встречи в морге. Вы же туда ходите каждый день.
– Я…
– Вас можно понять, – сказал он. – Там есть на что посмотреть.
С этими словами он развернулся на каблуках и пошел прочь.
– Месье Ганьон, разве вы не на почту собирались зайти?
Он снова повернулся к ней лицом.
– А, да, – сказал он и закатил глаза в нарочито забавной манере. – Приятного вечера.
Натали ухмыльнулась, когда он прошел мимо нее внутрь почтового отделения. Она не знала, что и думать о нем, но была весьма рада, что он замечает ее.
Когда мама принесла ей письмо от Агнес три дня спустя, Натали разорвала конверт с такой спешкой, что Стэнли аж подпрыгнул. Она и не помнила уже, что написала Агнес – насколько детально рассказала о своих видениях – и с нетерпением ждала ее ответа последнюю пару дней.
Сердце ее бешено колотилось, пока она читала.
Дорогая Ната,
да, я слышала об убийствах и просто потрясена. Сначала Пранзини, а теперь это. Что стало с нашим любимым Парижем?
В Байе все шепчутся об этом, и папа получает воскресный выпуск Le Petit Journal по почте раз в неделю. Как ты можешь так просто об этом всем говорить? Я представить не могу ничего более захватывающего, особенно для журналиста, который пишет репортажи из морга. К слову, твои статьи великолепны:написаны ясно и вдумчиво, без погони за сенсацией. Считай, что тебе повезло как журналисту. Меня бы тошнило от вида убитых, но ты… Ната, у тебя для этого подходящий склад. Разве ты не в восторге?
Здесь жара, но мы всего в паре километров от океана, так что наслаждаемся океаническим бризом. На пляж мы ходили пока только дважды: раз – на ближайший и другой – в поход до Довиля, где останавливались на две ночи. Я познакомилась с рослым кудрявым парнем из Руана и пофлиртовала с ним. В первый день мы вместе пообедали, и он мне пел на итальянском. Ты знаешь, что со мной делает пение, – я так скучаю по хору собора Парижской Богоматери, – так что это меня весьма впечатлило. Я была действительно очарована и разрешила бы ему меня поцеловать. А потом он назвал меня Анастасией. Я спросила, кто это, и после долгих расспросов он выпалил, что Анастасия – это девушка, с которой он познакомился на курорте на прошлой неделе. Он меня заверил, что она уже уехала домой. Но я все равно ушла, гордая тем, что не бросила в него горсть песка, хотя очень хотелось, и весь остаток поездки читала Достоевского.
Что касается океана, то он великолепен, как всегда. В том-то и дело, правда? Океан никогда не меняется, как и его способность внушать благоговение. Полагаю, что твой отец мог бы рассказать сотню историй на эту тему. Скорее бы посмотреть на твое лицо следующим летом, когда ты впервые в жизни увидишь океан.
Байе маленький, уютный и наполнен историей. Здесь плетут кружево, я впервые в жизни увидела столько кружева (больше сил нет смотреть на него). Собор выглядит снаружи впечатляюще, но он не настолько выдающийся, как некоторые из тех, что мне посчастливилось посетить. Здесь бывали викинги, можешь себе представить? И еще есть гобелен, изображающий битву при Гастингсе. Я его видела пару лет назад. Интересная вещь, конечно, но тот, кто вышивал лошадей, не особо озаботился реалистичностью изображения.
