Натали поняла, что вцепилась в перила.
– Невеста?
– А, да. Разве я о ней не рассказывал? Я сделал ей предложение незадолго до их отъезда, в мае.
Несколько чувств охватило ее, кружась в кадрили вокруг ее сердца. Жалость к Кристофу, печаль по его сестре, восхищение его чистым сердцем, а также смущение, что оно принадлежит не ей, не в этом смысле, несмотря на глубоко скрытую надежду на это.
– Нет, не рассказывал. – Натали сосредоточилась на реке. – Как это, наверное, волнительно.
Он еще что-то добавил, но она его уже не слышала. Заметь он слезы в ее глазах, она сказала бы, что это от солнца. К счастью, к нему подошел знакомый, дав ей шанс уйти без объяснений.
Морг всегда выглядел поразительным, жутким калейдоскопом смертей: насильственных и естественных. Но само место было очень тихим, находясь между церковью и пустым рестораном. Люди глазели на трупы, не пряча выражения ужаса на лице, и зачастую замолкали. Иногда они ахали или молились; иногда шептали что-то своим спутникам или близстоящему незнакомцу. В целом, впрочем, морг был местом задумчивости и уважения, и громким звукам там было не место.
Но не в этот день.
Через восемь дней после идентификации четвертой жертвы, Шарлотт Бенуа, и через шесть дней после того, как ее тело убрали с глаз публики, морг огласился рыданиями. Комната была набита битком, и Натали никак не могла увидеть тела.
Впрочем, она увидела спину женщины: маминого возраста, крепкого сложения, в шляпе. Та стояла у витрины, спрятав лицо в ладонях.
Мадам Жалбер?
Ее разум стал формулировать вопросы о том, почему и как так могло совпасть, но руки ее, будто одержимые собственной волей, растолкали толпу. Она не потрудилась извиниться, потому что, когда пробилась к стеклу, часть ее души раскрошилась.
Там, на плите, с желтушным стариком по одну сторону и беззубой женщиной – по другую, лежала девушка с выгоревшими на солнце волосами, пустым взглядом голубых глаз и нежными руками, которые никогда больше не напишут ни слова.
Тело красавицы.
Агнес.
Глава 30
Нет, это был сон.
Один за другим ей снились кошмары о морге.
Это был просто сон. Худший из всех, но сон. Или какая-то иллюзия. Натали видела ее всего пару дней назад. Агнес была такой живой. Такой Агнес.
Затем она услышала всхлипывания мадам Жалбер. Отец Агнес вышел из-за двери с Медузой и обнял свою жену. Затем они, крепко прижавшись друг к другу, стали смотреть на свою мертвую дочь.
Это было правдой.
Натали посмотрела на свои ладони. Она их не чувствовала. Ничего не чувствовала. Ее внутренности растаяли, а тело обрушилось под собственным весом, и она стекла на пол морга как жидкость.
Только когда чья-то сумка задела ее локоть, Натали снова стала человеком из плоти и крови.
Она сразу же отвела взгляд от Агнес, но сейчас заставила себя посмотреть на нее снова. Сердце застряло у нее в горле, и она заметила тошнотворные детали, что у Агнес, как и у других, были ножевые раны на лице, рана на виске, как у убитой Мирабель Грегуар, и еще кое-кто, чего Темный художник раньше не делал: два надреза поперек живота.
Отец Агнес повел жену к выходу. Натали не знала, пойти ли за ними или дать им уединиться. Она помедлила, а потом выбрала утешение, хотя у нее не было голоса, не было слов, чтобы признать, что это действительно произошло.
Она только шагнула к ним, как мадам Жалбер вырвалась из рук мужа. Она рванулась к витрине, бросилась на нее с глухим стуком и заголосила.
– Моя малышка! – Она стукнула несколько раз по стеклу, каждый удар был слабее предыдущего. С отчаянием в голосе она прислонилась к стеклу, будто это было ухом мертвых. – Ты все еще прекрасна, Агнес.
Натали почувствовала изжогу.
«Я должна. У меня нет выбора».
Отец Агнес приблизился к своей жене, нежно отводя ее от витрины. Кристоф появился в комнате в сопровождении двух мужчин. Один нес простыню, другой – носилки.
– Non! Не забирайте ее! Нет! – кричала мадам Жалбер, по лицу ее струились слезы.
«Ради Агнес».
Кристоф положил руку на шторку, чтобы задвинуть ее.
«Это благословение, Натали».
– Почему? – кричала мать Агнес. – Почему моя девочка?
Натали сделала единственное, что могла. Она притронулась к стеклу.
В этот раз что-то изменилось.
Видение не происходило обратным ходом, и оно не было беззвучным, как ранее. Все разыгрывалось как на театральной сцене, затягивая Натали глубже, чем когда-либо до этого.
Она чувствовала то, что чувствовали его руки.
Дышала его дыханием.
Агнес выглядела сонной, будто теряла сознание и только приходила в себя.
– Где я? – она пошевелила губами. Натали не слышала звука.
– В безопасности. Ты упала, когда выходила из экипажа. Ничего серьезного. – Это она уже услышала: собственным голосом Темного художника, четко и ясно. Своими ушами.
Агнес помотала головой, не понимая, что происходит.
– Я не помню. – Снова беззвучно.
Она пошевелилась, пытаясь встать, но он толкнул ее обратно за плечи. Страх мелькнул в ее глазах, будто она была зверем в клетке. Она закричала так сильно, что на шее пульсировала вена, но звука не было слышно.
Темный художник сел на нее сверху, прижимая ее запястья левой рукой. Слезы струились по ее щекам, смешиваясь с кровью, которая шла изо рта.
Темный художник прижал одну руку в белой перчатке к ее шее и потянулся другой за чем-то позади себя. Обратно в поле зрения рука вернулась уже с ножом.
– Нет! – пошевелила она губами, мотая головой.
Темный художник хихикнул.
– Да, конечно!
Он вонзил лезвие в горло Агнес, и Натали очутилась в настоящем моменте.
Ее сильно тошнило. Шторку за стеклом задернули. Она прислонилась к стеклу и поискала глазами родителей Агнес. Они ушли.
– Агнес, – произнесла она имя подруги, теперь трупа. Она постучала по стеклу, будто могла пробудить Агнес, просто спрыгнуть с плиты и уйти с ней.
Натали стало трясти. Она будто стояла обнаженной на улице зимой.
Никто не обращал на нее внимания. Остальная публика тесно сбилась, этих незнакомцев объединяло то, что они вместе наблюдали драматичную реакцию матери Агнес.
Натали аккуратно дышала, пока пульс, стучавший в ее шее, не успокоился. Вопросы колотили ее изнутри. Почему эта сцена не была обратным ходом? Почему она слышала Темного художника, а не Агнес? Было ли это видение другим потому, что это Агнес?
