Он протащил труп несколько шагов и положил на землю.
Река.
Темный художник опустился на колени, поцеловал мертвую девушку в лоб и аккуратно столкнул в воду, будто отец, крестящий ребенка.
Он уложил ее лицом вверх, сцепил руки и сильным толчком отправил плыть по Сене.
Как только поднялся, снял перчатки.
– Да хватит уже.
И он стал задыхаться.
Пальцы его взлетели к горлу: веревка, она затягивалась. Он ловил ртом воздух, тянул веревку. Ее ослабили немного, потом полностью.
Он повернулся и успел увидеть, как кованая железка летит ему в голову.
Снова чернота.
Натали все еще не вернулась в морг.
Она лежала под углом и видела перед собой огромную стеклянную витрину, плотную толпу за ней, Симону среди нее.
И саму Натали, рядом с Симоной.
В демонстрационной комнате морга.
Натали вынырнула из видения резко, рывком, с трясущимися руками. Глаза ее застыли на витрине.
Симона обняла ее крепко.
– Ты со мной. Ты в безопасности.
– Mon Dieu… – Натали пыталась остановить дрожь. Симона притянула ее еще ближе и жестом отогнала кого-то.
– Что случилось?
Слова было сложно складывать; она закашлялась на первой попытке заговорить. Когда смогла, то зашептала Симоне так тихо, что той пришлось склониться.
– Симона… Темный художник…
Натали высвободилась из объятия Симоны, стремясь вдохнуть поглубже, и показала на труп в стороне во втором ряду.
– Вон он.
Глава 37
Симона посмотрела на мужчину на плите, затем снова на Натали.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
Она пересказала видение Симоне и не сводила глаз с Темного художника, его стройного тела, отвратительно знакомого. Сконцентрировалась на его руках, тех самых, что держали нож у ее щеки только вчера, которые убили Агнес и еще пять девушек.
Как странно совмещать этот жалкий труп с ужасным убийцей, который преследовал ее в катакомбах. Он теперь был ничем. Ничем.
Лиловая полоса тянулась по его шее. Висок был провален, оставив коричневато-красную дыру на черепе. У него были сильные, четкие черты, будто он сам был из чего-то высечен. Короткие волосы, зачесанные на одну сторону. Аккуратная бородка. Даже вывешенная за ним одежда была хорошо скроенной и модной.
Он был очень красивым мужчиной.
Натали хотела, чтобы он был уродливым.
Пока она глядела на его труп, медленное, неприятное понимание поглощало ее как лава.
– Я раньше видела это лицо. Не знаю, где, но видела. Не в видении.
– Он тебя преследовал; ты сказала, что он сознался в этом. Может, ты его тогда увидела?
– Я очень хорошо помню тот вечер, и это, кажется, не то, о чем я думаю. Мне кажется, это было ближе, – сказала Натали, потирая виски.
– Склянка с кровью? – предложила Симона.
– Это либо случилось, пока я спала в парке, либо воспоминание утеряно. Правда, непохоже на остальные провалы в памяти. Нет, тут что-то другое, – Натали помотала головой. Разве может она быть уверена? – Я не знаю. Какая, впрочем, разница? Он забрал у меня последнее воспоминание о себе.
Она переводила взгляд между шестой жертвой и Темным художником. Хотела остановить его до того, как он убьет еще кого-то. И не остановила. Эта девушка со своими мечтами, сожалениями, надеждами и печалями, как и Агнес, и Одетт, и Мирабель, и другие, уже умерла.
– Мне так жаль, – сказала она, проводя кончиками пальцев по стеклу.
– Ты не подвела ее, – голосом одновременно нежным и непоколебимым проговорила Симона. – Они узнают, что тело вон на той плите – это их убийца. Благодаря тебе узнают. И его больше нет.
Вот так просто эта угроза, эта опасность перестала существовать. Как и его секреты. Ее пронизывало разочарование, когда она думала о катакомбах и о том, как он задавал вопросы, когда у нее самой их было так много. Спросила ли она у него хоть что-то, хоть немного способное прояснить его мотивы? Нет, она пересказала бы Кристофу. Темный художник манипулировал ею, запугал ее, обнаружил ее секреты, а свои защитил.
Она возненавидела его пуще прежнего.
Натали внезапно почувствовала себя зажатой в толпе. Она обернулась и увидела, что трое или четверо человек собралось вокруг них с Симоной; в момент, когда она встретила их взгляды, они отошли как по команде.
Ей хотелось крикнуть им: «Вон он, ваш убийца! Прямо там!».
– Если бы они только знали, – пробормотала она. – Вместо этого таращатся на меня.
– Не обращай внимания на этих трупоглядов. Пойдем, – Симона взяла ее за руку и повела к выходу.
Натали остановилась у двери с Медузой, той, которая зашипела на нее в первый день в морге. Или так могло показаться ее сбитому с толку разуму.
– Мы должны ему рассказать.
– Увидим его через пару минут.
Она задержала взгляд на греческом божестве и ее извивающихся змеях.
– Не нужно было ему от нас уходить.
– Натали, – Симона тронула ее за плечо, – он делает то, что должен. Теперь пойдем, займем столик. Он к нам скоро присоединится.
Выходя из морга, Натали оглянулась. Мужчина с тростью показался, как только они перешли на набережную Турнель.
– Скоро он узнает, что Темный художник – просто труп, а не угроза.
– Разве это не замечательное утверждение? – сказала Симона, ткнув ее в ребра.
Они сели за уединенным уличным столиком в Café Maxime, и Кристоф присоединился как раз тогда, когда Джин принимала их заказ.
– Вам булочку с шоколадом, Натали?
– Non, – она не могла, еще рано, – эклер.
Кристоф попросил кофе и, когда Джин отошла, не успел сказать ничего, кроме приветствия, как Натали выпалила свое видение в подробностях. Явно с трудом сдерживая слова, он взорвался ликованием, стоило ей договорить.
– Все сходится! Ты подтвердила мои подозрения. И что еще лучше – его уже опознали.
Симона помотала головой.
– Погодите. Что?
– Не как Темного художника, а как Дамиена Сальважа.
Кожу Натали стало покалывать. Обретя имя,он стал реальным человеком.
Пропала загадка, пропали бесчисленные личины, которые он мог иметь. Не нужно было больше представлять, кем он мог быть. Каким бы монстром и злодеем ни был, он при этом всего лишь человек.
Это делало его, с одной стороны, более, а с другой – менее устрашающим, даже после смерти.
