– Мадам Резня, – ответила Симона не сразу. – Я буду так ее называть. Забудь Клампер.
– Отлично, – сказала Натали, жалея, что не сама до этого додумалась.
Они направились к спальне, когда Натали заметила столик, накрытый кружевом и красным шелком, около обеденного стола. В центре его, окруженная тремя длинными незажженными свечами, стояла статуэтка римского центуриона с копьем в одной руке и распятием – в другой. На краю столика лежал молитвенник.
Молитвы. Мама сейчас была на всенощной, молясь за папу и, может, за Натали тоже.
Она открыла книжечку, которая напомнила ей мамину, и из нее выпала красно-золотая карточка с молитвой. На одной стороне был изображен римский солдат с пикой и надписью «Святой Лонгин». Этого святого она не узнавала. Натали перевернула карточку и прочитала на другой стороне молитву:
О благословенный святой Лонгин,
Ты, пронзивший копьем распятого Христа,
Ты, чью слепоту исцелила Его Божественная кровь,
Защити нас.
Облегчи наши страдания, укрепи нашу веру.
Удержи нас на тропе истины,
Дабы мы не сверзлись в темноту.
Заступничеством Твоим и Божьей милостью,
Отец всемогущий,
аминь.
Натали испытала отвращение, когда представила, как молится мадам Резня, и надеялась, что ни один святой не услышал ее молитв вовсе. Она начала сминать карточку с молитвой, но передумала.
Коробок спичек лежал у одной из высоких свечей. Она зажгла одну и поднесла к ней карточку, глядя, как та распадается, когда она бросила последний кусочек в огонь. Натали прошептала короткое извинение перед святым, надеясь на его понимание.
– Что-то горит? – Голова Симоны показалась из-за угла. Натали начала объяснять, но тут Луи объявил из спальни:
– Дамы, вы не поверите, что я нашел.
Натали и Симона поспешили к нему и увидели его склонившимся над выдвинутым ящиком. Спальня была самая обычная: картины уличных художников на стенах, латунная лампа, стеганое покрывало, туалетный столик с флакончиками духов.
Луи достал что-то из ящика и поднял.
Пара белых перчаток, покрытая узнаваемыми коричневыми пятнами: высохшей крови.
Симона пискнула и хлопнула себя рукой по рту. Натали одеревенела.
– Посмотрите-ка, – сказал он, прислоняясь к ореховому бюро. Когда они присоединились, он указал еще на пять пар перчаток.
– Трофей с каждого убийства, – заключила Натали, желудок ее делал сальто с каждым словом.
– Отнесем это в полицию, – сказал Луи и стал совать их в карманы.
– Погоди, – сказала Симона, взяв его за запястье, – одной хватит. Вдруг она заметит? И так, можно сказать, плохо, что мы взяли две банки.
– Из сотен. – Луи выложил окровавленные перчатки обратно и оставил в кармане лишь одну пару. Натали задумалась о том, чья кровь была на ней: Одетт, Мирабель, Лизетт, безымянной жертвы? Она надеялась, что не Агнес.
Натали отвернулась, и ее взгляд упал на туалетный столик. Она заметила кое-что среди флакончиков и теперь рассматривала это.
Она положила руку на шею и с трудом сглотнула, на языке был кисловатый привкус. Осознание пришло в один момент и всего сразу: этого безумия, этого ужаса, этой реальности.
– Заканчивайте тут. А я постою у двери в гостиной, – сказала Натали, пятясь.
Симона шагнула к ней.
– Как хочешь.
Натали отошла на шаг и врезалась в комод. Пытаясь удержаться на ногах, она снова посмотрела на туалетный столик, настолько ошеломленная, что не могла вымолвить ни слова. Трясущейся рукой она взяла позолоченный шприц, выложенный эмалью.
– А это… то, чем она вытягивала кровь?
Она положила его обратно и отвернулась, не желая услышать ответ. Она знала, что это так. Они все знали.
– Не знаю, почему я не потребовала, чтобы ты открыл дверь, и не убежала сразу, как только мы увидели банки. – Она с трудом выговаривала слова дрожащими губами. – Это безумие. Ты сумасшедший, раз привел нас сюда, Луи. Боже мой, кровь моей прекрасной подруги в банке! Перчатки, в которых был псих, когда убивал ее! Я хочу уйти.
И Симона, и Луи осторожно к ней приблизились, но на этот раз она не отступила, а разрешила себя обнять, пока всхлипывала на пороге спальни мадам Резни.
Прошло мгновение, и они отодвинулись. Луи, который стоял лицом к окну гостиной, напрягся.
– О нет.
Натали не была уверена, произнес ли он «она тут» или она догадалась инстинктивно.
Они побежали к двери, и Луи вытащил из кармана ключ, роняя перчатки. Он остановился, чтобы их поднять.
В подъезде заскрипели ступени.
– Окно спальни! – зашипел он.
Они бросились прочь из гостиной. Симона открыла задвижку и распахнула окно. Она вышла на балкон, за ней – Натали.
Дверь в квартиру открылась, затем последовал скрип половиц. Луи замер, его ошеломленное лицо выражало то, что не могли сделать слова.
Времени не было.
– Ганьон, – прошептал Луи, облизывая губы. Он бросил им окровавленные перчатки и положил руку на оконную задвижку. – Я догоню.
И он закрыл окно.
Глава 42
Натали и Симона стояли по обе стороны от окна, прижавшись спинами к каменной стене.
– Мадам Клампер! – Голос Луи становился выше, как в музыкальных гаммах. – Месье Жене сказал мне, что у вас проблема с… оконной задвижкой.
Натали отодвинулась от окна, боясь, что под определенным углом ее можно увидеть. Она смотрела на Симону, напряженную и неподвижную.
– Вовсе нет. Вы работаете в книжной лавке. Откуда вам известно имя моего домовладельца? – Ее приглушенный голос, подозрительный, но контролируемый, приближался с каждым словом.
– У нас один и тот же домовладелец, – сказал Луи. Натали представила, как он сопровождает свои слова очаровательной улыбкой. – Время от времени я выполняю его мелкие поручения.
Молчание, та его разновидность, которая отсылает воображение в десятки направлений в течение двух мгновений.
– Вы, наверное, перепутали квартиры, – сказала мадам Резня.
Был ли это страх или память, что заставило Натали подумать: этот голос она слышала раньше.
Луи захихикал.
– Должен сказать, он был нетрезв, когда давал мне ключ, – его голос удалялся.
Ответ мадам Резни был сильно приглушенным, и его было не разобрать. Луи ответил, но и этого не было слышно.
