– Представьте себе теннисную пушку, заряженную не мячиками, а ручными гранатами, – подсказывает Осима, – которая стреляет внутри грузового контейнера на борту корабля в десятибалльный шторм.
– Самый черный день в истории хорологии, – вздыхаю я.
– Мы убили пятерых анахоретов, – говорит Осима. – А они убили Си Ло и Холокаи. Совсем убили.
– Они не возродились? – спрашивает Холли.
– Если мы умираем во Мраке, – объясняю я, – то умираем навсегда. Таковы условия контракта. Мрак препятствует возрождению. Я выжила только потому, что Эстер Литтл преодолела Путь Камней, вобрав в себя и мою душу. В одиночку я бы погибла, но даже под защитой Эстер я получила тяжелые ранения. И Эстер тоже. Она открыла апертуру совсем рядом с тем местом, где вы тогда находились: в саду у бунгало близ острова Шеппи.
– Значит, место было выбрано не случайно, – говорит Холли.
– Да. Пока мы с Эстер восстанавливали наши души, там появился Третий анахорет, Джозеф Раймс. Он нас выследил. Он походя убил Хайди Кросс и Иэна Фейруэзера и собирался разделаться с вами, но моей душе удалось высвободиться и оживить Иэна. Раймс психокинетическим ударом размозжил Иэну голову, и я умерла. Сорок девять дней спустя я возродилась в нынешнем теле в разбитой машине «скорой помощи» на территории одного из самых неблагополучных районов Детройта. Долгое время я считала, что Раймс вас убил, а ослабевшая душа Эстер не смогла восстановиться. Но когда я наконец связалась с домом сто девятнадцать «А», Аркадий, в своем предыдущем обличье, сообщил, что вы живы, а на месте преступления обнаружили еще и тело Джозефа Раймса…
– Убить которого мог только психозотерик, – напоминает Осима. – Все-таки Раймс следовал по Пути Мрака сто семьдесят лет.
– Значит, его убила Эстер Литтл? – догадывается Холли.
– Да, это наименее неправдоподобное объяснение, – говорит Уналак.
– Но Эстер Литтл была… безобидной старушкой, которая напоила меня чаем.
– Ага, – фыркает Осима, – а я милый старикан, который целыми днями бесплатно катается на автобусах по пенсионному удостоверению.
– А почему же я ничего не помню? – спрашивает Холли. – И куда потом делась Эстер Литтл?
– Первый вопрос проще, – говорит Уналак. – Психозотерики умеют редактировать и стирать чужие воспоминания. Эстер владела этим мастерством безупречно. И могла проделать эту процедуру на пути внутрь.
Холли невольно сжимает край столешницы:
– На пути внутрь чего?
– Внутрь вашего параллакса воспоминаний, – поясняю я. – В убежище, которое вы ей предоставили. Душа Эстер, изнуренная битвой в Часовне Мрака и опаленная бегством по Пути Камней, истратила последние запасы психической энергии на убийство Джозефа Раймса.
– Для полного восстановления ей требовались долгие годы, – говорит Уналак. – И все это время она была столь же уязвима для любого врага, как человек в коме.
– Ну… кое-что проясняется. – Стул под Холли чуть поскрипывает. – Эстер Литтл, гм, ингрессировала в меня, увела от места преступления, стерла мои воспоминания о том, что произошло… А дальше? Куда она делась после того, как… пришла в себя?
Осима, Уналак и я дружно смотрим на голову Холли.
Холли недоуменно морщит лоб, и лишь потом осознает, что к чему:
– Вы шутите, что ли?
К семи часам сумерки окутывают мансарду лиловым, серым и черным. Маленькая лампа на фортепиано струит нарциссово-желтый свет. Из окна четвертого этажа я слежу, как владелец книжного магазина прощается с одним из продавцов, а потом удаляется под руку с миниатюрной спутницей. Парочка выглядит весьма старомодно в туманном сиянии фонарей на солнечных батареях вдоль Западной 10-й улицы. Задергиваю шторы на окне с пуленепробиваемыми стеклами, залитыми струйками дождя. Днем Осима, Уналак и я подробно рассказали Холли о хорологии и о Войне с анахоретами, а потом ели оладьи, испеченные Инес. После утреннего происшествия покидать наше убежище слишком рискованно, так что в дом 119А мы не вернемся до пятницы, до времени назначенной встречи с Д’Арноком. Аркадий и маскирующее поле Глубинного Течения обеспечат нашу безопасность. Главная тема местных вечерних новостей – «Преступники, переодетые полицейскими, устроили перестрелку на Пятой авеню», и репортеры высказывают предположение, что убитые готовились ограбить банк, но не сумели договориться между собой. Национальные новостные агентства не уделяют внимания этому событию; произошло массовое убийство в Техасе, у Бек-Крика, снова обострился территориальный спор между Японией и Китаем за острова Сенкаку-Дяоюйдао, а Джастин Бибер в пятый раз разводится. Безусловно, анахореты уже знают, что Брицки убит психозотериками, но я не представляю, как это повлияет на их планы относительно нашей Второй Миссии. Наш «перебежчик» Элайджа Д’Арнок пока не выходит на связь. Под шагами Холли и Уналак скрипят ступени лестницы.
– О, кушетка, прямо как в кабинете психиатра, – замечает Холли, переступая порог.
– Доктор Маринус готов вас принять, – говорю я.
Холли скидывает шлепанцы, ложится на кушетку:
– Во мне за полвека скопилось немало воспоминаний.
Я закатываю рукава блузки:
– Да, конечная бесконечность.
– А вы знаете, где именно искать Эстер Литтл?
– В Покипси водитель такси сообщила мне нужную информацию, – говорю я.
Уналак кладет под голову Холли подушку:
– Расслабьтесь.
– Маринус, – морщится Холли, – а вы увидите абсолютно всю мою жизнь?
– Да, в этом и заключается полное сканирование. Но я врач-психиатр и родилась в седьмом веке, так что вряд ли на свете еще осталось то, чего я не видела.
Холли не знает, куда деть руки.
– А я останусь в сознании?
– Если хотите, то на время сканирования можно подвергнуть вас хиатусу.
– Хм… Нет, не нужно… Да. Не знаю! Решайте сами.
– Вот и прекрасно. Расскажите мне о вашем доме близ Бантри.
– Ну… Дунен-коттедж принадлежал моей двоюродной бабушке Эйлиш. Он находится на полуострове Шипсхед, стоит на мысе, похожем на скалистый палец, вытянутый в Атлантику. От сада крутая тропинка ведет к бухте и причалу…
Я ингрессирую в Холли и сразу погружаю ее в хиатус. Так лучше. Память Холли полнится сегодняшними странными происшествиями, но вскоре вокруг моей души колышутся, вздуваясь, воспоминания о прошлом, будто вывешенное на просушку белье. Вот Холли рано утром берет такси у гостиницы. Встречается со мной в кафе «Санторини», а перед этим – в Блайтвуде. Неделю назад ее самолет приземляется в Бостоне. Я углубляюсь в более давние воспоминания. Холли рисует у себя в студии, удобряет водорослями картофельные грядки, смотрит телевизор с Ифой и ее бойфрендом. Кошки. Буревестники. Соединительные кабели для запуска автомобиля. Начинка для рождественских пирожков. Похороны Кэт Сайкс в Бродстерсе. Еще глубже, еще быстрее… Как в программе перемотки старомодного DVD, скорость движения назад увеличивается, мелькает по одному кадру из восьми, шестнадцати, тридцати двух, шестидесяти четырех… Нет, слишком быстро. Замедляю. Теперь слишком медленно, будто ищешь сережку, потерянную где-то в Вайоминге; надо бы повнимательнее. Вот яркое воспоминание о докторе Томе Баллантайне: «Я послал три образца в три лаборатории. О полной ремиссии говорить рано, но пока у вас все чисто. Не совсем понимаю, как нам это удалось, но тем не менее поздравляю». Идем глубже, дальше. Воспоминания о встречах с Криспином Херши в Рейкьявике, в Шанхае, на острове Роттнест. Становится ясно, что они, сами о том не догадываясь, любили друг друга. Первый приезд Холли в США, рекламное турне после публикации «Радиолюдей». Кабинет Холли в приюте для бездомных. Ее валлийская коллега и подруга Гвин. Лицо Ифы, когда Холли говорит ей, что Эд погиб при взрыве гостиницы. Часом раньше – голос Олив Сан в телефоне. А вот счастливые дни. Ифа играет в школьном спектакле «Волшебник из страны Оз», Холли смотрит на сцену, сжимает в темноте руку Эда. Лекции по психологии в Открытом университете. О, мелькнул Хьюго Лэм…. Стоп. Ночь в квартирке Холли на горнолыжном швейцарском курорте, что, безусловно, не мое дело, но в глазах молодого человека сияет изумленная радость. Он тоже ее любил. Но на его пути появились анахореты. Суждено или предопределено? Предусмотрено Сценарием или Антисценарием? Выяснять некогда. Быстрей. Глубже. Виноградник во Франции. Сланцево-серое море, – может, убежище где-то здесь? Нет, никаких сухогрузов. Слишком далеко? Или недостаточно глубоко? Внимательней. Ветер шквалистый, двигатели гудят… Ни времени, ни звуков. Пассажиры замирают, превращаются в фотографии. Чайки балансируют на грани между силой тяжести и порывами ветра. Какой-то солдат швыряет за борт окурок, сигарета зависает в воздухе, нити дыма, струйки пара… Холли впервые пересекает Дуврский пролив – туннеля под Ла-Маншем еще нет… Годом раньше, двумя, тремя… Праздничный торт с числом 17 на глазури… Дальше. Абортарий в тени стадиона «Уэмбли»; молодой человек на мотоцикле «нортон» у входа. Помедленнее… Стена серых месяцев после исчезновения Джеко. Сбор клубники…
