Элайджа Д’Арнок первым замечает отсутствие Холли:
– А где Сайкс?
О’Дауд, Одиннадцатый анахорет, спрашивает:
– Куда она делась?
– В ней кто-то прячется! – басит Дю Норд. – И окутал ее маскировочным полем!
– Перекройте Сумеречную Арку! – приказывает мисс Константен. – Это Маринус! Ни в коем случае не позволяйте ей отсюда выбраться! Я сейчас сотворю Экспозицию и…
Своды сотрясает исполинский рев, из трещины летит град камней, а сама трещина превращается в зазубренный разлом. Мне все ясно. Эстер преуспела в своем Последнем Деянии, и сейчас Слепой Катар неимоверным напряжением поддерживает целостность Часовни. Однако его древние силы на исходе.
– Пфеннингер, бегите! – кричит Константен.
Два века безбедного и безболезненного существования, поддерживаемого Черным Вином, притупили инстинкт самосохранения Пфеннингера, и Первый анахорет не срывается с места, а смотрит туда, куда указывает Константен; последнее, что он видит в своей жизни, – это глыба размером с легковую машину, которая расплющивает его с неотвратимостью кувалды, бьющей по куриному яйцу. Обломки каменной кладки свода вдребезги разбиваются об пол. Я заменяю маскировочное поле защитным. Дю Норд, французский капитан, следовавший Путем Мрака с 1830 года, не успевает прикрыться от очередного залпа осколков, и каменная шрапнель хотя и не убивает, но обезображивает анахорета так, что нынешней жене его уже не узнать. Три или четыре фигуры, окутанные защитным полем, бросаются к Сумеречной Арке, но тут южная часть свода, точно ледник, порождающий айсберги, сползает вниз и блокирует путь к спасению. Наша гробница надежно запечатана.
В зияющий провал купола просовывается клубящееся, зернистое, дымное щупальце Мрака, разворачивается, заполняет Часовню. Мрак гулко гудит, почти как пчелиный рой, невнятно бормочет, почти как людская толпа, шелестит и шуршит, почти как осыпающиеся песчинки. Элайджа Д’Арнок отшатывается от каменной глыбы, но ему за спину тянется извилистая струйка Мрака. Тоненький завиток невозбранно проходит сквозь защитное поле, касается шеи Д’Арнока, и анахорет превращается в сгусток тьмы, на несколько секунд сохраняющий очертания человеческого тела.
– Маринус, это ты во мне? – спрашивает Холли.
Извини, я без разрешения воспользовалась увещанием.
– Мы победили? Ифе больше ничего не грозит?
Анахореты больше ни для кого не представляют угрозы.
Мы оглядываем Часовню, усыпанную камнями и телами. Три фигуры окутаны багровым защитным полем – Константен, Ривас-Годой и Хьюго Лэм. Икона Слепого Катара шелушится и изъязвляется, будто облитая кислотой. В Часовне с каждой секундой темнеет. Щупальца Мрака заполняют ее уже больше чем на четверть.
– Этот Мрак… – вздыхает Холли. – Наверное, больно не будет…
Прости, что я тебя в это втравила.
– Ничего страшного. Это не ты, а Война.
Нам остаются последние мгновения.
Треск и грохот в северной оконечности Часовни сменяются звоном дребезжащего колокольчика. На месте иконы возникает овальный проем, откуда струится бледный лунный свет.
– Звенит, как колокольчик перед закрытием в «Капитане Марло», – говорит Холли. – Что это, Маринус?
В нескольких футах от нас язычок Мрака слизывает в небытие тело Имхоффа, обездвиженное психозотерическим ударом.
Понятия не имею, мысленно признаюсь я. Голос надежды?
Три уцелевших анахорета приходят к такому же выводу и бросаются в северный угол Часовни. Я-в-Холли пытаюсь следовать за ними, но в восточное окно, лишенное защитного поля, вползает длинный сгусток Мрака и преграждает путь. Я оскальзываюсь на мокром месте, оставшемся от Батиста Пфеннингера, отскакиваю в безопасный островок чистого воздуха, медленно скользящий вдоль нефа, но клубящийся столб сумрака вынуждает меня отступить к западной стене. Мрак окутывает больше половины Часовни, и тридцать шагов до овального проема представляют собой воздушное минное поле в непрерывном движении. Спотыкаюсь о бесстыдно раскинувшееся тело доктора Фенби, которое через несколько секунд тоже исчезнет. Однако удача чудесным образом не оставляет нас, и мы добираемся до овального проема. Константен и ее спутников нигде не видно. Аварийный выход? Нет, Слепой Катар ничего подобного не предусматривал. Часовня темнеет, а сияние овального проема становится ярче. Оно как загадочная пелена, по которой стремительно плывут облака, будто движение небосвода ускорили. Бросаю последний взгляд на Часовню, заполненную Мраком. Восточная часть свода обваливается.
– Ну, терять нам нечего, – говорит Холли.
Наполняю ее легкие воздухом, шагаю в пустоту…
…И попадаю в узкий проход, чуть шире плеч и чуть выше человеческого роста, подсвеченный умирающим светом Часовни и лунным сиянием странной пелены. Позади все еще ревет беснующийся обвал, но звук доносится издалека, будто в миле отсюда, а не прямо за спиной. Шагах в десяти вниз по пологому коридору виднеется стена, а проход раздваивается направо и налево. Здесь теплее. Касаюсь стены. Телесно-теплая, красноватая, как Марс, а на ощупь будто необожженный кирпич. Однако же если овальное отверстие пропускает звук, свет и плоть, то вскоре за нами последует и Мрак. Хорошо бы облечь тело защитным полем, потому что три анахорета где-то впереди, но психовольтаж Холли крайне мал, а мои психозотерические ресурсы практически израсходованы, так что я просто дохожу до развилки. Правый и левый коридоры, изгибаясь, ведут во тьму. Похоже на некрополь, мысленно говорю я.
– Но Слепой Катар не церемонился с трупами.
Нет. Их просто сбрасывали за окно.
Я оборачиваюсь. Овальный проем меркнет, Часовня умирает. Ну что, направо или налево? мысленно спрашиваю я.
– Маринус, тут на стене какие-то буквы. Где-то на уровне пояса.
Вглядываюсь в стену, вижу высеченные в камне буквы, точно вензель скульптора.
– Джей-эс? – странным тоном повторяет Холли. – Джеко Сайкс? Маринус, он так подписывал свои…
Глухо, как под водой, звучит колокольный звон, и по тому, как изменяется воздух, становится ясно, что в проход вползает Мрак.
– Налево, Маринус! – говорит Холли. – Сворачиваем налево!
Нет времени уточнять причины ее уверенности. Я подчиняюсь, торопливо шагая по узкому, глухому, извилистому угольно-черному коридору. Пятидесятишестилетнее сердце Холли колотится что есть сил, а в последнем отчаянном броске через Часовню я умудрилась вывихнуть ей лодыжку. Не стоит забывать, что Холли на десять лет старше Айрис.
– Проведи пальцами по стене, – еле слышно просит она.
Если ты готова, я верну тебе контроль над телом.
– Да, пожалуйста! – Холли вздрагивает, на миг опирается о стену, чтобы удержаться на ногах. – Ох, странное ощущение!
