– Надеюсь, вы пребываете в добром здравии, мистер Крибель?
– Более или менее. Как ваши занятия? Помнится, вы изучаете право в Университетском колледже Лондона.
Ха, он явно хочет меня подловить.
– Нет, астрофизику в Имперском колледже.
– Да-да, конечно. Вам удалось обнаружить разумную жизнь в космосе?
– Ее там ровно столько, сколько здесь, на Земле, мистер Крибель.
Он улыбается старой шутке и смотрит на мою сумку:
– Вы сегодня покупаете или продаете?
Я достаю черный кляссер и вынимаю из него узкую полоску из четырех марок.
Шариковая ручка в пальцах Крибеля барабанит по прилавку: тук-тук-тук.
Филателист и его лампа «энглпойз» склоняются над марками.
Стук шариковой ручки смолкает. Старческие глаза Бернарда Крибеля вопросительно обращаются ко мне, и я произношу:
– Четыре марки колониальной Индии номиналом в пол-анны, темно-синие, выпуска тысяча восемьсот пятьдесят четвертого или пятьдесят пятого года, с правой стороны листа и частичной маркировкой на поле, в хорошем состоянии, негашеные. Как вам?
– Недурственно. – Он продолжает рассматривать марки под шерлок-холмсовской лупой. – Не могу утверждать, что часто встречал подобные экземпляры. И на какую цену вы рассчитываете?
– В июне прошлого года одна гашеная марка из этой серии ушла с аукциона «Сотбис» за две тысячи сто фунтов. Умножаем на четыре, получаем восемь тысяч четыреста. Набавляем пятьдесят процентов за то, что марки негашеные, и получаем примерно тринадцать тысяч. Однако же… Держать магазин в центре Лондона накладно, за товар вы расплачиваетесь сразу же, а я весьма надеюсь завязать с вами плодотворные долгосрочные отношения, мистер Крибель.
– В таком случае называйте меня просто Бернард.
– Ну, раз так, то и вы называйте меня просто Маркус. Моя цена – десять тысяч.
Крибеля вполне устраивает озвученная цена, но ради приличия он делает вид, что терзается сомнениями.
– На марки Содружества в наши дни спрос невелик. – Он раскуривает трубку; ария завершается. – Увы, самое большее, что я могу дать, – восемь с половиной.
– Не вынуждайте меня идти на Трафальгарскую площадь, Бернард, сегодня очень холодно и скользко.
Он вздыхает, раздувая волосатые ноздри:
– Жена меня со свету сживет за подобную уступчивость, но молодых филателистов следует поощрять. Давайте поделим разницу и сойдемся на девяти тысячах двухстах пятидесяти фунтах.
– Десять – простое, удобное, круглое число. – Я обматываю шею шарфом.
Последний вздох.
– Ладно. Пусть будет десять. – Мы обмениваемся рукопожатием. – Вас устроит чек?
– Да, но, Бернард… – останавливаю я его у самой двери в подсобку; oн оборачивается. – Вот вы бы позволили кому-то унести эти великолепные «пол-анны» прежде, чем получили бы за них деньги?
Бернард Крибель склоняет голову, чествуя мой профессионализм, возвращает мне марки и уходит выписывать чек. По Чаринг-Кросс-роуд ползет полудохлый автобус. Демоны уволакивают Дон Жуана в ад: что ж, такова судьба всех дилетантов, которые пренебрегают должной подготовкой.
Пробираюсь по извилистым улочкам рождественского Сохо, шумным, вспаренным, в склизком месиве талого снега, пересекаю Риджент-стрит, по которой гигантским ледником сползают автомобили, и прибываю в неприметный лондонский офис банка «Свисс интегрите», что прячется в тихом переулке за площадью Беркли-Сквер. Гориллоподобный охранник распахивает передо мной пуленепробиваемую дверь, приветственно кивает, зная, что мне назначено. В просторном светлом зале – кремовый интерьер, отделка красным деревом – я кладу чек на полированный стол миниатюрной сотрудницы банка, которая не задает никаких вопросов, кроме: «Как поживаете, мистер Анидр?» Возле ее компьютерного терминала красуется швейцарский флажок, и пока она заполняет бланк на мой вклад, я рассеянно думаю, что, возможно, мадам Константен, швейцарская экспатриантка с неразглашенным доходом, тоже снисходит до посещения этого офиса и сидит в этом, обитом бархатом кресле. Меня не оставляют воспоминания о нашей странной встрече в часовне Королевского колледжа, хотя я больше не испытываю необъяснимой потери времени. «До свидания, мистер Анидр», – говорит клерк, и я согласно отвечаю: «До свидания». Деньги – всего лишь побочный продукт моего искусства, и все же я покидаю банк словно бы при оружии и в бронежилете; теперь, с чеком Крибеля, на моем банковском счету пятьдесят тысяч. Это, конечно, мизерная сумма для большинства клиентов банка «Свисс интегрите», но для студента, который сам пробивается к верхам, это очень неплохо. И эта сумма еще умножится. Почти все мои приятели из Хамбер-колледжа – за исключением тех, чьи родители достаточно состоятельны и по доброте душевной позволяют себя доить, – по уши в долгах, но упрямо отказываются признавать, что в течение первых пяти лет по окончании университета им придется хлебать дерьмо полной ложкой и делать вид, что это черная икра. Ну, мне это не грозит. Я сам кого угодно дерьмом закидаю. По мере сил.
В крытом переходе у Пиккадилли-Серкус двое в костюмах и плащах стоят у двери и громогласно отчитывают кого-то невидимого. Сквозь тонкую завесу снега с дождем ярко светятся витрины магазина «Тауэр рекордз»; станцию метро «Пиккадилли-Серкус» уже захлестывает первая волна офисных работников, живущих в пригородах, а меня раздирает любопытство. Между мужчинами в плащах я мельком замечаю какого-то жалкого йети, который жмется под дверью.
– Поздравляю, ты разработал отличную маркетинговую стратегию! – говорит один из его мучителей. – Вон там прохожие цветы покупают, а здесь ты к ним пристаешь, просишь милостыню, так что они вынуждены давать тебе деньги, чтобы не выглядеть бессердечными ублюдками, – пьяно восклицает он. – Между прочим, мы как раз и занимаемся маркетингом. Интересно, сколько ты настрелял за вечер?
– Я… – Йети испуганно моргает. – Я ни в кого не стрелял.
Мучители переглядываются и издевательски хохочут.
– Я ж много не прошу. Мне надо тринадцать фунтов, чтобы переночевать в хостеле.
– Приведи себя в порядок и найди себе работу – хотя бы грузчика!
– Без местижильства на работу не принимают.
– Ну, так обзаведись ме-сто-жи-тель-ством.
– А безработным комнаты не сдают.
– Нет, ты слышишь, Гарри, у этого типа на все найдется объяснение.
– Эй, эй, тебе нужна работа? Я дам тебе работу. Хочешь? – спрашивает второй мучитель.
Первый мучитель, тот, что покрупнее, нависает над беднягой:
– Мой коллега вежливо интересуется, нужна ли тебе работа.
Йети нервно сглатывает и кивает:
– А какая работа-то?
– Нет, ты слышишь, Гарри? Какие привередливые нищие пошли.
– Будешь деньги собирать, – говорит Гарри. – Десять фунтов в минуту. Гарантированно.
