Я хлопнул рукой по крыше, и Насер уехал. А я прошел оставшиеся до ворот пятьдесят метров, мимо бетонных блоков, выложенных зигзагами слаломной трассы, мимо полузасыпанной воронки от январской бомбы: полтонны пластита, смешанного с осколками артиллерийских снарядов, убило двадцать человек и искалечило еще шестьдесят. Олив тогда использовала пять из сделанных Азизом фотографий, а «Вашингтон пост» заплатила за перепечатку.
Очередь к Воротам ассасинов в прошлую субботу была невелика: человек пятьдесят – штатные сотрудники-иракцы, работники вспомогательных служб и те, кто еще до вторжения проживал в «зеленой зоне», – выстроились по одну сторону аляповатой арки, увенчанной огромной каменной титькой с торчащим соском. Передо мной стоял какой-то тип из Юго-Восточной Азии, и я, естественно, завел с ним разговор. Выяснилось, что тридцативосьмилетний мистер Ли держал в «зеленой зоне» китайский ресторан – никому из иракцев не разрешалось даже приближаться к кухне, из боязни массового отравления. Ли сообщил, что встречался с оптовым торговцем рисом, но стоило ему узнать, чем занимаюсь я, как его английский загадочным образом резко ухудшился, а мои надежды на репортаж «Из Цзюлуна в Багдад» мгновенно испарились. Я раздумывал, как спланировать предстоящий день, до тех пор, пока не настал мой черед войти в туннель из пыльного брезента и колючей проволоки. Охрана «взрывоопасной зоны» претерпела значительные перемены в свете неолиберальных веяний, и теперь вместо дружелюбных бывших гуркхов на КПП номер один стояли бывшие перуанские полицейские, нанятые неким бюро по трудоустройству с весьма гибкими ставками и готовые рисковать жизнью за четыреста долларов в месяц. Я предъявил журналистский пропуск и британский паспорт, меня всего ощупали, а оба мои диктофона тщательно обследовал капитан, страдавший каким-то кожным заболеванием и обсыпавший их сухими чешуйками перхоти.
Все вышеописанное повторилось еще три раза на трех следующих КПП, от второго до четвертого, и я наконец оказался в Изумрудном городе, как сразу же прозвали «зеленую зону» – укрепленный район площадью десять квадратных километров, охраняемый армией США и ее подрядными организациями, в задачи которых входило не допускать сюда иракскую действительность после вторжения и воссоздать в условиях Среднего Востока некое подобие Тампы, штат Флорида. Если не считать периодических минометных обстрелов, иллюзия поддерживалась вполне успешно, хотя и космической ценой, за счет американских налогоплательщиков. Черные «GM Субурбан» разъезжают по довольно приличным дорогам, пусть и со скоростью тридцать пять миль в час; электричество и бензин поставляют бесперебойно, круглые сутки; холодное, как лед, пиво «Бад» подают мумбайские бармены, для удобства клиентов взявшие новые имена – Сэм, Скутер и Мо; филиппинский супермаркет, где торгуют «Маунтин дью», «Скиттлз» и «Читос».
На остановке у КПП ждал безупречно чистый рейсовый автобус. Я сел, наслаждаясь прохладным кондиционированным воздухом, и автобус тронулся с места, секунда в секунду по расписанию. Мы покатили по Хайфа-стрит, мимо самой эксклюзивной недвижимости в стране, мимо зиккурата – одного из самых уродливых монументов на планете, – возведенного в честь кровавого и безрезультатного противостояния Ирака и Ирана, и мимо огромных стоянок, уставленных белыми вагончиками-бытовками корпорации «Халлибертон». В этих трейлерных парках жили сотрудники Временной коалиционной администрации; они питались в общих столовых, пользовались мобильными наружными сортирами, никогда не ступали за пределы «зеленой зоны» и считали дни, оставшиеся до возвращения домой, где на заработанные деньги можно будет приобрести приличный особняк в хорошем квартале.
На площади Республики я сошел с автобуса, а мимо меня по тротуару пронеслись бегуны, человек двадцать, все в панорамных темных очках, с кобурами и в промокших от пота майках. На некоторых майках красовалась надпись «Кто в Багдаде круче нас?», на остальных было написано «Буш – Чейни, 2004». Чтобы избежать столкновения, мне пришлось поспешно отойти в сторону. Уж они-то дорогу никому уступать не собирались.
Уступаю дорогу стайке разнаряженных девушек, которые, хихикая, бегут по проходу храма Всех Святых в Хоуве, благовоспитанном двойнике Брайтона.
– Половина флористов Брайтона из-за этого празднества проведут отпуск на Сейшелах, – замечает Брендан. – Прямо Кью-гарденз!
– Да уж, настоящий ботанический сад. – Я рассматриваю баррикаду из лилий, орхидей и еще каких-то лиловых и розовых цветов.
– А сколько в это денег вбухали, Эд! Я спросил у отца, во что оно ему обошлось, а он ответил, что обо всем… – он кивает в сторону противоположного конца нефа и одними губами произносит: – позаботились Уэбберы. – Брендан смотрит на телефон. – Ну, этот подождет. Кстати, я все хотел спросить, пока ты снова не улетел в зону военных действий: каковы твои намерения в отношении старшей из моих сестер?
Я, случайно, не ослышался?
– Что-что?
Брендан усмехается:
– Не беспокойся, теперь уже поздно делать из нашей Хол честную женщину. В данном случае я имею в виду недвижимость. Квартирка Хол в Стоук-Ньюингтоне мила и уютна, как чулан под лестницей. Надеюсь, у тебя есть какие-то планы приобрести нечто более пристойное?
Очень своевременный вопрос, особенно теперь, когда Холли собирается дать мне пинка под зад.
– Да, разумеется.
– Только сперва посоветуйся со мной. Лондонский рынок недвижимости сейчас живет по волчьим законам, и два самых неприятных выражения в ближайшем будущем – это «ипотека» и «негативный актив».
– Договорились, Брендан, – говорю я. – Спасибо.
– Это не одолжение, а приказ, – гаденько подмигивает Брендан.
Мы подходим к столу, где мать Пита-жениха, Полин Уэббер, вся в золоте и с прической как у Маргарет Тэтчер, раздает мужчинам бутоньерки из гвоздик.
– Брендан! Да ты прямо весь полон сил! Хорошо вчера повеселились?
– Ничего так. Пинта кофе и переливание крови помогут, – отвечает Брендан. – Надеюсь, Пит в порядке?
Полин Уэббер морщит нос:
– По-моему, после вечеринки была еще одна вечеринка, в «клубе».
– Да, до меня тоже дошли подобные слухи. По-моему, наши с Шерон родственники из Корка знакомили Пита с достоинствами ирландского виски. Какая у вас очаровательная шляпка, миссис Уэббер! Настоящее произведение искусства.
На мой взгляд, шляпка похожа на сбитую ворону со странной бирюзовой кровью, но Полин Уэббер принимает комплимент Брендана за чистую монету.
– Я постоянная клиентка великолепного шляпника из Бата. Он завоевал массу наград. И пожалуйста, Брендан, зовите меня Полин, иначе мне кажется, что со мной беседует налоговый инспектор. Итак, бутоньерки – белая гвоздика для гостей невесты, алая – для гостей жениха.
– Ну, прямо война Алой и Белой розы, – замечаю я.
– Нет, нет, – морщится она, – это же гвоздики. Розы слишком колючие. А вы кто будете?
– Это наш Эд, – сказала Рут. – Эд Брубек. Муж Холли.
