– Нет, речь не о них. Морпехи отходят.
– Ничего себе! Откуда такие сведения? Из офиса генерала Санчеса?
– Не-а. Командование обосрется от злости, мол, если хочешь брать Вену, бери долбаную Вену и все такое.
– А кто тогда всю эту кашу заварил? Бремер, что ли?
– Дружище, наш великий посланник не сварит собственных яиц в джакузи, полном кипящей лавы.
– Тогда сдаюсь. Не подскажешь, в чем там дело?
– Если заплатишь за пиво, то я, так и быть, предложу целых три подсказки. – Биг-Мак секунд на пять перестал втягивать в себя сигарный дым и сообщил: – Цэ, эр и у. Прямой приказ из конторы Дика Чейни.
– У Винсента Агриппы есть источник в ЦРУ? Он же француз! Лягушатник, сторонник капитуляции!
– У Винсента Агриппы есть источники информации даже в схроне самого Господа Бога. Чейни боится, что Фаллуджа расколет Коалицию доброй воли – хотя ее и коалицией-то не назовешь, да и доброй воли там не заметно. Вот так-то. Давай приводи себя в порядок и спускайся к нам на ужин. Догадайся, что у нас в меню?
– М-м-м… Курица с рисом? – В официальном меню гостиницы «Сафир» числилось полсотни блюд, но подавали всегда только курицу с рисом.
– Да ты прямо телепат!
– Я мигом, только неглиже накину.
– Ага, и снова продинамишь, кокетка!
Биг-Мак вернулся в бар, а я поднялся на второй этаж – лифты не работали с 2001 года, – потом на третий и на четвертый. За окном моего номера виднелся черный, как нефть, Тигр, в «зеленой зоне» сияющий огнями, будто Диснейленд в какой-нибудь антиутопии. Я вспомнил роман Балларда «Высотка», где современный лондонский небоскреб представляет собой как бы вертикальный срез развития цивилизации, которая в итоге сбрасывает с себя шелуху роскошных одежд, обнажая свою суть – примитивное насилие. Какой-то вертолет приземлился за Дворцом Республики, где только сегодня утром Майк Климт рассказывал о позитивных сдвигах в Фаллудже и вообще повсеместно в Ираке. Что думают сами иракцы, когда видят этот сияющий анклав изобилия в самом сердце столицы? Я-то знаю, потому что Насер, мистер Куфаджи и многие другие мне об этом рассказывали. Иракцы думают, что хорошо освещенная, имеющая значительный военный контингент и хорошо охраняемая «зеленая зона» – это доказательство того, что у американцев есть волшебная палочка, которой стоит только взмахнуть – и порядок в иракских городах тут же будет восстановлен, но царящая в стране анархия служит плотной дымовой завесой, и под ее прикрытием американцы могут невозбранно качать иракскую нефть. Иракцы, конечно, заблуждаются, но их представления не более абсурдны, чем представления восьмидесяти одного процента американцев, которые верят в ангелов. Рядом послышалось «мяу», и из сумрака появился лунно-серый кот. Я нагнулся к нему поздороваться, и только поэтому мне не снесло череп, как верхушку с вареного яйца, когда взрывом выбило окна западного фасада гостиницы «Сафир», и темные коридоры заполнила взрывная волна, и уши заполнил гулкий рев, и пространство между атомами заполнил атональный аккорд разрушения.
Глотаю очередную таблетку ибупрофена и со вздохом гляжу на экран лэптопа. Репортаж о взрыве я писал на пути из Стамбула, в самолете, когда кишки еще крутило и отчаянно хотелось спать, что, разумеется, заметно: документальное повествование, смахивающие на беллетристику, – это ни то ни се. В одиннадцать утра по североамериканскому восточному времени ожидается заявление Рамсфелда по Ираку, но до него еще минут пятьдесят. Включаю телевизор, нахожу канал Си-эн-эн, убираю звук – какой-то репортер из Белого дома излагает предположения «источника, близкого к Министерству обороны» насчет грядущего выступления Рамсфелда. Ифа в своей кроватке зевает и откладывает альманах «Спасение диких животных» за 2004 год.
– Пап, включи мне «Дору-путешественницу».
– Нет, малышка. Мне нужно кое-что проверить для работы.
– А этот большой белый дом у бандита?
– Нет, это настоящий Белый дом. В Вашингтоне.
– А почему он белый? В нем живут только белые люди?
– Э-э… Да. – Я выключил телевизор. – Пора спать, Ифа.
– А номер дедушки Дейва и бабушки Кэт прямо над нами?
Надо бы почитать ей перед сном – Холли всегда ей читает, – но мне не терпится дописать статью.
– Да, они этажом выше, но не прямо над нами.
За окном кричат чайки. Тюлевая занавеска легонько покачивается. Ифа затихает.
– Пап, а давай сходим к Дуайту Сильвервинду, когда я проснусь?
– Так, прекращаем разговоры. Закрывай глазки и засыпай.
– Ты сказал маме, что тоже будешь спать.
– Да, сейчас лягу. Только ты засыпай первая, потому что мне еще нужно закончить статью и до вечера отправить ее по электронной почте в Нью-Йорк. – А потом признаться Холли и Ифе, что в четверг я не попаду на спектакль «Волшебник из страны Оз».
– Зачем?
– Как ты думаешь, откуда берутся деньги на еду, одежду и книжки про спасение диких животных?
– Из твоего кармана. И из маминого.
– А как они туда попадают?
– От Денежной феи.
– Ну, тогда я и есть Денежная фея.
– Мама тоже зарабатывает деньги на своей работе.
– Верно, но Лондон – очень дорогой город, так что зарабатывать приходится нам обоим.
Я все размышляю, чем бы заменить чересчур образное «пространство между атомами», как вдруг пикает сигнал электронной почты. Подтверждение из «Эр-Франс»; я снова возвращаюсь к статье, но варианта замены вспомнить не могу.
– А почему Лондон – дорогой город, пап?
– Ифа, прекрати! Мне надо еще немножко поработать. Закрой глазки.
– Ладно.
Она презрительно фыркает, укладывается и притворно храпит, как телепузик. Это ужасно раздражает, но я не могу придумать, как бы ее заткнуть и при этом не довести до слез. Лучше выждать.
«Первой мыслью было, – печатаю я, – „Я жив“. Второй…»
– Пап, а можно, я сама схожу к Дуайту Сильвервинду?
Главное – не сорваться.
– Нет. Тебе всего шесть, Ифа.
– Но я же знаю дорогу! Выйти из отеля, перейти по «зебре» улицу, потом сразу по пирсу – и все.
Ну просто мини-Холли!
– Будущее создаем мы сами, а не какой-то странный тип с выдуманным именем. А теперь, прошу тебя, дай мне поработать.
Она обнимает игрушечного песца. Я возвращаюсь к статье: «Моей первой мыслью было: „Я жив!“ А второй – „Ни в коем случае не вставай. Если обстреливают из гранатомета, то взрывы могут повториться“. Третьей…»
– Пап, а ты разве не хочешь узнать, что с тобой случится в будущем?
Несколько секунд я выдерживаю напряженное молчание.
– Нет.