Судьба следила за Лоской, пока та не исчезла за поворотом, и лишь затем пошла в дом. Вдруг краем глаза она заметила какое-то движение на выгоне за домом. Оказалось, это Изабель на Нероне. Посреди выпаса стояло пугало: руки-ноги – палки, голова – капустный кочан. Чтобы оно держалось как следует, девушка насадила его на кол, вынутый из изгороди, и воткнула тот в мягкую землю. Теперь она скакала прямо к пугалу, держа что-то в правой руке. Судьба пригляделась и увидела старую саблю, которая принадлежала когда-то месье Ле Бене и уже давно висела в конюшне.
Тем временем Изабель доскакала до пугала и, взмахнув саблей, срубила ему голову. После этого резко развернула Нерона и сделала еще один наезд. Пугало потеряло руку, потом, перерубленное пополам, рухнуло наземь. Судьбе совсем не понравилось то, что она увидела.
Она помрачнела еще больше, когда, проходя мимо Тави, увидела, как та выкладывает из горошин уравнение. Ее глаза задержались на девушке.
Пару недель назад, после истории с сыром, Гуго пришел к Судьбе, горько жалуясь на Тави и умоляя придумать что-нибудь, лишь бы выдать девушку замуж.
Тогда это показалось Судьбе излишним, но теперь она задумалась, не принять ли предложение Гуго. Правда, с некоторыми изменениями.
В конце концов, свадьба – это так весело.
– Для всех, – мрачно добавила Судьба. – Кроме жениха и невесты.
Глава 82
– Еще раз, с самого начала. И больше чувства, пожалуйста! – крикнул Шанс.
Он стоял напротив сцены с бокалом в руке и наблюдал за репетицией. Артисты не справлялись. Вступали не вовремя. Жевали слова. По лицу Шанса скользили отблески факелов, отчего казалось, что вокруг глаз у него залегли морщины.
– Громче, пожалуйста! – закричал он опять и поднял руку ладонью вверх. – Я вас едва слышу!
Гадалка прокричала свои слова. На сцене появились актриса и дива, подошли к ней и протараторили свои реплики. Шанс ладонями выбивал ритм, не давая им замедляться.
На краю сцены стояли масляные лампы в стеклянных колпаках – огни рампы. Одному из них не хватило колпака, а сам фонарь оказался выдвинут слишком далеко на сцену. Проходя мимо, гадалка случайно задела его юбкой. Материя занялась. Шпагоглотатель увидел, закричал, замахал руками. И побежал к гадалке, чтобы сбить с нее пламя. Заметив огонь, та бросилась бежать, но шпагоглотатель успел наступить на край ее подола своим ботинком. Раздался громкий треск, и гадалка вдруг оказалась на освещенной сцене в одной нижней юбке.
Глотатель огня, который сидел на колосниках и вглядывался вниз, пытаясь понять, что там происходит, вдруг потерял равновесие и упал. Его нога запуталась в веревке, которая поднимала разрисованный задник. Задник взмыл вверх и ударился в перекладину. Щепки посыпались дождем, сбив с дивы парик, а с актрисы – корону. Глотатель огня повис на одной ноге и закачался, почти касаясь головой пола.
Шанс закрыл глаза. Ущипнул себя за переносицу. Карта Изабель исчезла. Судьба уже наверняка перерисовывает ее, направляя девушку прямиком к гибели. А чем в это время занят он? Постановкой обреченной на неудачу пьесы.
Шанс открыл глаза.
– Кто-нибудь, освободите его от этой веревки, пожалуйста, – сказал он, показывая на глотателя огня. Тот все еще висел вниз головой, описывая в воздухе круги, как человек-пробка.
– Сам ему скажи, – прошипел кто-то за спиной Шанса.
– Нет, ты скажи.
– Где коньяк? Давайте наполним бокалы. Под хороший коньяк и плохая новость идет лучше.
– Нет, лучше ты.
Шанс обернулся.
– Что вы собираетесь мне сказать? – спросил он.
За его спиной вытянулись в струнку волшебница и повар, оба торжественные, как на параде.
– Изабель не приехала в Париж, – сказала волшебница. – И не встретилась с Эллой.
Шанс выругался и, повернувшись, швырнул свой бокал в дерево. Актеры на сцене замерли. Наступила полная тишина.
Шанс запрокинул голову. Прижал ладони к глазам. Он был в шаге от поражения.
– Эта пьеса для меня – все, – сказал он, опуская руки. – Мой последний шанс. Больше мне нечем убедить Изабель в том, что она может сама проложить свою тропу в жизни. Если она не поверит, мне конец. Да и ей самой тоже.
Актеры заговорили, все сразу, потом перешли на крик. Стали тыкать друг в друга пальцами. Грозить кулаками. Шум нарастал.
Но тут за дело взялась гадалка, по-прежнему в нижней юбке.
– А ну, тихо! – прикрикнула она и топнула ногой. – Все по местам! Начинаем сначала…
– Умница девочка. И побольше сердца, – одобрила волшебница, становясь рядом с Шансом.
– Декламируйте так, словно жизнь Изабель зависит от каждого вашего слова, – добавил, подходя к ним, повар.
Шанс серьезно кивнул:
– Ведь так оно и есть.
Глава 83
– Октавия! Изабель! Просыпайтесь!
Изабель села, покачиваясь. Она еще не проснулась. «Кажется, меня кто-то звал?» – подумала она.
– Девушки, просыпайтесь! Разговор есть!
Это оказалась мадам Ле Бене. Изабель нашарила платье, натянула его через голову и, застегиваясь на ходу, заспешила к краю сеновала.
Мадам стояла у лестницы, руки в боки, и смотрела наверх.
– Приходи в дом, – сказала она сухо. – И мать приводи.
Изабель не двинулась с места и только моргала, глядя на лестницу.
– Чего ты ждешь? Вытащи из волос сено да пошевеливайся! – рявкнула мадам.
Повернувшись на каблуках, она зашагала прочь, и Изабель показалось, будто с каждым шагом хозяйка наступает прямо ей на сердце. Она запаниковала. Стала припоминать, чем они с Тави могли вызвать гнев хозяйки. Может, это из-за коней, которых она спасла с живодерни? Или из-за миски, которую разбила Тави? «Мадам собирается нас прогнать, – думала она. – Мы слишком часто ее сердили».
– Тави, Маман, проснитесь. Одевайтесь. Нас зовет мадам, – стала будить их Изабель, стараясь унять дрожь в голосе.
Одевшись, все трое спустились по лестнице с сеновала, вышли во двор и направились к дому. Подойдя к двери, Изабель пригладила волосы и только потом постучала.
– Входите! – крикнула мадам.
С колотящимся сердцем Изабель переступила порог, Тави и Маман – за ней.
Тетушка была уже за столом, расставляла чашки. Мадам снимала с треноги над очагом большущую медную сковороду. Подойдя с ней к столу, она стукнула по донышку тыльной стороной ладони, и со сковороды скользнул на тарелку пышный желтый омлет.
– Целый десяток яиц в него вбухала! – пожаловалась она. – А ведь этот десяток можно было продать.
– Ну, ну, Авара, – укорила ее Судьба.
