— Я не вижу, чтобы кто-то разлил здесь воду, — сказал он. — Наверно, ты ослеплен своей гордыней.
— Ты живешь только потому, что я хочу перед твоей смертью показать тебе, что твоя госпожа Джессика не пришлет сюда никаких когорт. Я не дам тебе спокойно уйти в Хуануй, чужестранное барахло. Я — Благородный Человек, а ты…
— А я всего-навсего слуга Атрейдесов, — почти нежно проговорил Халлек. — Такое барахло, как я, сняло барона Харконнена с вашей вонючей шеи.
Намри оскалил белые зубы.
— Твоя госпожа — пленница Салусы. Приказы, которые, как ты думал, исходили от нее, исходят, на самом деле, от ее дочери!
Неимоверным усилием Халлек сумел сохранить самообладание.
— Это не имеет значения. Алия еще будет… Намри обнажил клинок.
— Что ты знаешь о Чреве Небес? Я ее слуга и выполню ее приказ, взяв твою воду!
С этими словами он, очертя голову, бросился на противника.
Халлека не обманула эта показная оплошность, он молниеносно вытянул вперед левую руку, с которой, словно занавес, спустился полог тяжелой ткани, принявший на себя удар. В то же мгновение Халлек, откинув капюшон с головы Намри, ударил его ножом в лицо. Удар достиг цели. Тело Намри стукнуло Халлека в корпус, и он почувствовал, что на фримене надет стальной панцирь. Намри издал пронзительный крик, пошатнулся и упал. Кровь текла у него изо рта, глаза начали тускнеть, и он умер.
Халлек с напряжением выдохнул воздух. Как мог этот идиот фримен думать, что кто-то не догадается, что под его одеждой стальные доспехи? Халлек покосился в сторону мертвеца, закатывая фальшивый рукав. Он вытер клинок и вложил его в ножны.
— Ты не думал, глупец, о том, как готовят слуг Атрейдесов? Он тяжело вздохнул. Ну ладно. Так чья же я подсадная утка? В словах Намри была правда. Джессика в плену на Салусе, а Алия плетет свои злокозненные заговоры. Джессика сама предупреждала Халлека о том, что слишком многие признаки указывают, что Алия стала врагом, но она не могла предполагать, что окажется в заточении. Но как бы то ни было, у него был приказ, который надо выполнять. Сначала надо выбраться из этого проклятого места. К счастью, один человек во фрименской одежде похож на другого, словно близнец. Халлек оттащил тело Намри в угол, прикрыл подушками, а ковром закрыл лужу крови на полу. Покончив с этим, он надел маску защитного костюма, надвинул на лоб капюшон и вышел в проход.
Невиновный передвигается без предосторожностей, подумал он, придав своей походке беззаботность и неторопливость. Он чувствовал себя необычайно свободным. Казалось, что он только что избегнул большой опасности, а не двигался ей навстречу.
Мне никогда не нравились ее планы относительно мальчика, — думал он. — Я обязательно скажу ей об этом, если, конечно, увижу. Если. Потому что если Намри говорил правду, то в действие приведен совершенно другой план. Алия не даст ему прожить долго, если поймает, но есть еще Стилгар, хороший фримен с добротными фрименскими предрассудками.
Джессика говорила о Стилгаре так: «Его природная натура покрыта тонким слоем цивилизованного поведения. Все зависит от того, как ты будешь снимать этот слой…»
~ ~ ~
Дух Муад'Диба есть нечто большее, чем слова, чем буква Закона, названного его именем. Муад'Диб — это внутренняя ярость, направленная против самодовольной власти, против шарлатанов и догматичных фанатиков. Это та внутренняя ярость, которая должна быть высказана, ибо Муад'Диб учил нас самому главному; человечество сможет выжить только в братстве социальной справедливости.
Устав федайкинов
Лето сидел, прислонившись спиной к стене хижины, глядя на Сабиху и следя за тем, как развертываются нити его видения. Сабиха приготовила кофе и отставила в сторону кофейник. Она прокралась по комнате и стала размешивать его ужин. На этот раз ужином служила каша, сдобренная меланжей. Девушка быстро работала лопаточкой, и стенки чаши окрасились в фиолетовый цвет. Она склонилась над чашей, вся погруженная в свое занятие. Грубый тент за спиной Сабихи прохудился и его залатали более легким материалом. В этом месте вокруг девушки светился ореол, на фоне которого плясала ее тень, освещенная пламенем печи и светом лампы.
Эта лампа заинтриговала Лето. Эти люди в Шулохе очень расточительно расходовали пряное масло: они жгли его в лампах, не пользуясь современными светильниками. В своих хижинах они рабски следовали древнейшим фрименским традициям. Хотя при этом они летали на орнитоптерах и пользовались наисовременнейшими комбайнами для сбора Пряности. То была грубая смесь древности и современности.
Сабиха пододвинула ему чашу и погасила огонь в печи.
Лето не притронулся к чаше.
— Меня накажут, если ты не станешь есть, — сказала она. Он смотрел на девушку и думал: если я убью ее, то это разобьет одно видение. Если я расскажу ей о плане Мюриза, то это разрушит другое видение. Если я дождусь здесь моего отца, то нити видений превратятся в крепкие канаты.
Лето начал мысленно перебирать нити. Некоторые из них были очень сладостны и от них было бы трудно избавиться. Будущее с Сабихой очень привлекало, но грозило перечеркнуть всю остальную будущность, если довести дело до мучительного конца.
— Почему ты на меня так смотришь? — спросила она. Он не стал отвечать.
Она еще ближе пододвинула ему чашу.
У Лето пересохло в горле и он попытался сглотнуть слюну. В нем поднялось неукротимое желание убить Сабиху, От этого желания его начала колотить дрожь. Как легко было бы разорвать одну из нитей и высвободить свою дикость.
— Так приказал Мюриз, — сказала она и снова взялась за чашу. Да, Мюриз приказал. Суеверие побеждает все. Мюриз хотел ясного прочтения видений. Он просто древний дикарь, который хочет, чтобы шаман подбросил вверх кости быка и истолковал форму их падения. Мюриз отобрал защитный костюм своего пленника «просто из предосторожности». В этом высказывании был тайный сговор с Намри и Сабихой. Только дураки упускают пленников.
Мюриз озабочен глубоко эмоциональной проблемой: Рекой Духа. Вода узника питает его месторождения Пряности. Поэтому Мюриз ждет только сигнала, чтобы начать угрожать Лето или расправиться с ним.
Каков отец, таков и сын, подумал Лето.
— Пряность поможет тебе обрести видения, — сказала Сабиха. Долгое молчание действовало ей на нервы. — На оргиях у меня часто бывали видения. Они же ничего не значат.
Вот оно! — подумал Лето, все его тело оцепенело, кожа стала холодной и влажной. Подготовка Бене Гессерит взяла свое, вспыхнуло пламя видения, осветившего ярким светом Сабиху и всех ее сотоварищей — Отверженных. Древнее учение Бене Гессерит было простым и ясным:
«Языки устроены так, чтобы отражать специализацию образа жизни. Каждая такая специализация распознается по словам языка, по его допущениям и по структуре предложений. Обратите внимание на знаки препинания. Специализация представляет в этом отношении те места, где останавливается жизнь, где движение перегораживается плотиной и застьшает». Он увидел Сабиху, как мастера, который по праву создает свои видения, и каждый человек несет в себе те же возможности. Но ее можно лишь презирать за ее видения во время оргий с Пряностью. Они причиняют беспокойство, их надо отставить, забыть, сделать это обдуманно и с ясным намерением. Ее соплеменники молятся Шаи-Хулуду, потому что червь доминирует в большинстве их видений. Они молят о росе на краю Пустыни, потому что влага является условием их выживания. Тем не менее они спокойно делают свои состояния на Пряности и запускают песчаную форель в открытые каналы. Сабиха грубо вторглась в его видения, но в ее словах он уловил светлый сигнал: она зависима от абсолютного, ищет конечных пределов, и все потому, что не может совладать с жесткостью ужасных решений, касающихся ее собственной плоти. Она столь однобоко рассматривает свою вселенную, превращает ее в застывший шар только потому, что ее страшно пугает альтернатива.
