Лето шел настолько быстро, насколько позволяла усталость после пережитого транса. Девушка догнала его и, схватив за одежду, остановила.
— При чем здесь убийство друга? — спросила она,
— Как бы то ни было, он умрет, — заговорил Лето. — Я не должен этого делать, но я предотвращу убийство. Если же я этого не сделаю, то разве я не стану убийцей?
— Кто тот человек… который должен умереть?
— Может случиться разное, поэтому пока я вынужден молчать, — ответил он. — Возможно, мне придется отдать сестру чудовищу.
Он снова отвернулся, и она снова схватила его за одежду, но он не стал отвечать на ее вопросы. Пусть она ничего не знает до тех пор, пока не придет время, подумал он.
~ ~ ~
Естественная селекция описывалась как селективный скрининг, проводимый с целью отбора особей с прогенией. Когда дело касается человека, то выявляется ограниченность такого подхода. Половое размножение становится предметом экспериментов и инноваций. Это порождает множество вопросов, включая древнюю проблему: является ли окружающая среда селекционным агентом, действующим после того, как произойдут изменения, или же среда играет роль в определении тех изменений, которые подвергаются затем скринингу. Дюна не ответила на этот вопрос: взамен она подняла новые, на которые могут попытаться ответить Лето и Община Сестер. Для этого в их распоряжении имеются следующие пятьсот поколений.
«Катастрофа Дюны» Харк аль-Ада
Дальние очертания голых коричневых скал Защитного Вала казались Ганиме воплощением призрака, угрожавшего ее будущему. Девочка стояла в саду на крыше Убежища спиной к заходящему солнцу, которое приобрело зловещий оранжевый оттенок из-за густых облаков пыли. Этот цвет напоминал цвет пасти червя. Ганима вздохнула. Алия… Алия… Неужели твоя судьба станет и моей судьбой?
В последнее время внутренние жизни в Ганиме стали проявлять небывалую активность. Во фрименском обществе были некоторые особенности в положении женщин — возможно, это было следствием реальных половых различий, но как бы то ни было из-за такого отношения женщины были более чувствительны к внутренним переживаниям. Об этом Ганиму давно предупреждала бабушка, ссылаясь при этом на аккумулированную мудрость Бене Гессерит. Предупреждала она и о том, что, проснувшись, эта мудрость может стать опасной для самой Ганимы.
— Мерзость, — говорила тогда госпожа Джессика, — это понятие, относящееся к предрожденным, оно имеет долгую драматичную историю печального и горького опыта. Путь, которым проходит Мерзость, определяется тем, что внутренние личности или жизни, живущие в предрожденном, можно разделить на два класса — добрые и злые. Добрые легко управляемы и очень полезны. Злые же, наоборот, объединяются в одну мощную «Психе» и пытаются овладеть живой плотью хозяина и его сознанием. Известно, что этот процесс продолжается довольно долго, но его признаки хорошо известны.
— Почему ты покинула Алию? — спросила Ганима.
— Я бежала в ужасе от того, что я породила, — ответила Джессика тихим голосом. — Я сдалась. И теперь меня это очень сильно гнетет… возможно, я сдалась слишком рано.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я не могу это объяснить, но… может быть… нет! Я не хочу внушать тебе несбыточных надежд. Гафла, мерзостное совращение, имеет длинную историю в человеческой мифологии. Это совращение с истинного пути называли по-разному, но чаще всего для этого употребляют слово «одержимость». Вот так скорее всего обстоит дело. Ты теряешь свой путь среди злокозненных жизней, и они овладевают тобой, ты становишься одержимой ими.
— Лето… очень боялся Пряности, — сказала Ганима, поняв, что может спокойно говорить о брате. Какую страшную цену пришлось ему заплатить!
— Это мудро, — сказала Джессика и замолчала.
Однако Ганима рискнула взорвать мир своей предковой памяти и заглянула сквозь туманную завесу, которую тщетно натягивала над древним страхом Бене Гессерит. Объяснение того, что произошло с Алией, ни на йоту не облегчило страданий Ганимы. Накопленный Бене Гессерит опыт говорил о том, что из этой ловушки можно выпутаться, и Ганима призвала на помощь Моха-лату, добрые жизни, которые могли защитить ее от злых.
Сейчас она, стоя на краю сада на крыше Убежища в лучах заходящего солнца, вспоминала испытанное ощущение. В тот же миг она почувствовала присутствие своей матери. Чани, словно призрак, стояла здесь же, между Ганимой и дальними скалами.
— Только войди сюда и тебе придется отведать плод Заккума, пищу ада! — сказала Чани. — Закрой эту дверь дочь; это твое единственное спасение.
Суета между тем усилилась, перед внутренним взором Ганимы замелькали многочисленные лица, зазвучали голоса. Она ускользнула от них, погрузив сознание в Кредо Общины Сестер, больше подчиняясь отчаянию, нежели истинной вере. Шевеля губами, Ганима шепотом начала быстро произносить слова Кредо:
— «Религия есть соперничество взрослого и живущего в нем ребенка. Религия — это инкапсулированные прошлые верования: мифология, которая построена на иносказаниях, скрытых допущениях веры во вселенную, те верования, которые возвещали попытки человека найти в себе силу, все это смешивалось с мизерным просвещением. И всегда окончательной невысказанной заповедью является: „Ты не станешь вопрошать!“ Но мы вопрошаем. Мы нарушаем эту заповедь походя. Работа, которой мы должны себя посвятить, заключается в освобождении воображения, чтобы затем впрячь его в чувство творчества, которое немыслимо без воображения».
Постепенно мысли Ганимы потекли ровно и упорядоченно. Она чувствовала, как трепещет ее тело, и знала, насколько хрупок этот обманчивый покой, которого она сумела достичь — туманная пелена продолжала висеть в ее мозгу.
— Леб Камай, — прошептала она. — Сердце моего врага, не стань моим сердцем.
Она вызвала в памяти лицо Фарад'на — угрюмое молодое лицо с тяжелыми надбровными дугами и упрямо сжатым твердым ртом.
Ненависть сделает меня сильной, подумала она. В ненависти я смогу избежать судьбы Алие.
Но сознание ненадежности ее положения не покидало Ганиму, и все, о чем она могла думать, — это о том, насколько похож Фарад'н на ее покойного дядю — Шаддама Четвертого.
— Вот ты где!
Справа вдоль парапета к Ганиме своей солдатской походкой приблизилась Ирулан. Повернувшись к принцессе, Ганима подумала: А это дочь Шаддама!
— Почему ты все время проводишь в уединении, избегаешь нас? — нахмурившись, спросила Ирулан, став лицом к Ганиме.
Ганима не стала говорить, что никогда не бывает одна, что охрана прекрасно знает, где она и куда направилась. Гнев Ирулан был вызван тем, что они стояли на возвышенном открытом месте и представляли собой идеальную мишень.
— Ты не носишь защитный костюм, — сказала Ганима. — Ты знаешь, что в старые времена всякого, кто оказывался вне сиетча без защитного костюма, убивали. Он терял воду, подвергая опасности все племя.
