Михаил Андреевич вздохнул с облегчением – хоть не зря эликсир израсходовал.
– Только одно условие, – построжел он, – никаких лекарств! Так старец говорил.
– Это я тебе могу обещать! – засмеялся Генеральный. – Да хоть всю аптечку в унитаз! Пошли-ка, перекусим… Михаил Сергеич!
На месте стоянки уже готов был импровизированный пир.
Брежнев достал припасенные гостинцы и передал Федорову.
– Вот тебе «четвертинку» и конфеты хозяйке и ребятишкам.
– Спасибо, Леонид Ильич!
– Да чего там… Володя!
Медведев умело разлил коньяк по серебряным стопочкам, а Суслову плеснул глоток «Хванчкары».
– Ну, будем! – бодро сказал Брежнев и опрокинул стопку.
Охотничьи колбаски подогревались тут же, на аккуратном костерке.
Михаил Андреевич выцедил вино и ухватил вилкой копченость. Хорошо! Он зажмурился даже, впитывая кожей лица весеннее солнце. Здесь, наверное, даже зимой хорошо – тихо, только в соснах ветер путается, шуршит хвоей, шишки роняет… Летом и вовсе чудно – зелень, цветы, шмели! Птицы поют, жизнь бурлит… Зато осенью тут здорово думается…
– Михаил Андреевич, – заговорил Брежнев, подходя. – Признайся, чего ж ты со своим эликсиром расчудесным расстался?
– А стыдно стало, – улыбнулся Суслов. – Я и так двойную дозу выпил, с меня довольно. Вот, я с тобой и поделился по-соседски. Кабинеты-то рядом! У меня второй, а у тебя первый!
Генсек засмеялся, радуясь воскрешению из полуживых и еще не веря, что это надолго.
– Вспомнил сейчас, – заговорил он, улыбаясь, – как я однажды сказал о тебе… уже и не помню кому: «Этот человек боится только сырости!» А теперь, похоже, тебе и дождливая погода не страшна!
– Пугаюсь еще по старой памяти, – усмехнулся «человек без галош» и посерьезнел: – Дело есть к тебе, Леня. Важное. Когда лучше подойти?
– А чего откладывать? Вон, пошли, присядем. – Присели они на поваленное, обкорнанное дерево, выбеленное дождями. Оглянувшись, Михаил Андреевич начал с вопроса:
– Тебе Пельше ничего не докладывал по «Ностромо»?
– Было что-то на днях, – нахмурился Брежнев, вспоминая. – Только я не все понял. И не слишком поверил.
Суслов не спеша, обстоятельно рассказал почти обо всем, что узнал сам, а для большей убедительности передал «соседу по кабинетам» распечатки. Брежнев углубился в чтение, шевеля губами. Оторвался и серьезно сказал:
– Хорошо, что ты меня этой «живой водой» напоил. Я теперь во что угодно поверить могу! Вот, читаю, как этот негритос погонит нас года через два, а удивления – ноль целых, ноль-ноль…
– Нельзя нам оттуда уходить, Леня, никак нельзя! – озабоченно покачал головой Суслов. – С Африканского Рога и Красное море – вот оно, и океан Индийский, и Персидский залив. Да пол-Африки, считай! А Сиаду Барре надо срочно искать замену – послушного, покладистого аборигена, чтоб не выпендривался, а делал, что мы велим.
– Это же не наши методы! – с ехидцей прищурился Генеральный.
– У меня, Леня, не только сердце омолодилось, но, наверное, и мозги, – серьезно сказал «человек без галош». – Я думать стал без оглядки! А свою картотеку приказал на чердак снести.
– Михаил Андреевич, – заговорил Брежнев, качая головой, – коли уж мы тут с тобой разоткровенничались, скажу честно: слышать не мог твои речи! Ни единой собственной мысли! Все тысячу раз сказано-пересказано, а ты в тысячу первый! Ты только не обижайся…
– Леня, – кротко сказал Суслов, – некогда мне обижаться. Я новую жизнь начал! Сколько мне там осталось, не знаю, а только это будет моя жизнь, без подсказок и цитат.
– Пра-ально! За это надо выпить. Володя!
Медведев подскочил и подлил с двух рук: Брежневу – «Двин», Суслову – «Хванчкару». Два стаканчика сошлись, мешая капли.
– За новую жизнь!
Суббота, 12 апреля 1975 года Первомайск, площадь Ленина
Я проехал Пионерским переулком и свернул на площадь, приткнувшись у самого сквера.
– Станция конечная! – объявил я. – Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны!
Девчонки сзади захихикали, а Ромуальдыч ухмыльнулся, шевеля седыми усами.
– С праздником вас, девчата и ребята! – сказал Вайткус, открывая дверцу.
– И вас также! – хором ответили девчата.
Первыми выбрались Рита с Инной, а уже потом зажатые посередине близняшки.
– Не задавили вас? – спросил я с преувеличенным участием.
– Помяли сильно! – нажаловалась Маша. Или Света.
– Я теперь плоская, как селедка в банке! – радостно объявила Света. Или Маша.
Сулима улыбнулась снисходительно этому сравнению, а Инна продолжила лучиться. Мне кажется, что она стала еще красивей, чем была. Или это так на меня весна действует, или в самом деле любовь прибавляет девушкам очарования?
Посмеиваясь, Ромуальдыч пожал мне руку и направился в райком, а я наконец смог оторваться от созерцания прелестниц, чтобы оглянуться вокруг.
Никто свыше не объявлял о праздновании Дня космонавтики, но народ все равно стянулся на площадь. Люди бродили поодиночке и сбивались в компании, хохочущие студенты потрясали стареньким, подвыцветшим плакатом – чертежным ватманом с размашистым: «Ура! Наши в космосе!» Небось, еще Гагарина с ним встречали.
Нарядные взрослые и малышня в бантиках да гольфиках создавали тот праздничный фон, без которого настроение не поднимется. В «доме с аркой» кто-то выставил на подоконник самодельную акустику, и над площадью загремел бравурный марш. Тут уж и райкомовские подсуетились и решили охватить народ культурно-массовым мероприятием. Молодые люди в костюмчиках поработали грузчиками, вытаскивая огромные колонки, расставили их между колонн и врубили звук.
Марш грянул, забивая кустаря-одиночку, и стало еще веселее. Из Дворца пионеров, что рядом, на улице Ленина, прибежала юная смена – под расстегнутыми курточками белели рубашки и цвели алым цветом галстуки.
И вот кто-то, явно хвативший чего покрепче, закричал: «Ур-ра-а!» Площадь подхватила вразнобой.
– Ура-а! – запрыгали близняшки.
– А ты почему не скачешь? – поинтересовался я у Риты.
– Не хочу доставлять тебе удовольствие, – сладко улыбнулась девушка. – Вон, Инку проси, пусть попрыгает – тоже хорошо будет видно!
– Балда такая! – смутилась Дворская и отвернулась.
Смеясь, я положил Инне руки на плечи и шепнул на ухо:
– Не обижайся на нее, ты лучше!
– И красивей?
– Век бы глядел!
Девушка рассмеялась, звонко и счастливо, а потом обернулась, стрельнула глазами по сторонам и торопливо чмокнула меня в уголок рта.
