Он не должен восстановить равновесие. Даже то, что ему известно о расследовании, значит, что он привлек ее внимание, хоть она предпочла бы, чтобы было иначе. Все служит своего рода преимуществом, признаком утечки. Он не сумел заткнуть рот Диане Хантер, и это выбило его из колеи. Нейт никогда не являлась сторонницей школы мускулистого детектива, которую любили в Голливуде, где следователь преимущественно ходит кругами и все громит, пока преступник не попытается избавить его от мучений. Впрочем, если это сработает, инспектор не будет жалеть, что наступила подозреваемому на ногу.
* * *
— Мне очень жаль, Мьеликки, — вполне искренне говорит Пиппа Кин мгновение и несколько часов спустя, стоя в дверях с двумя положенными согласно процедуре медсестрами, — сама знаешь, как это бывает. Выборка случайная. Я понимаю, время неподходящее, и мы буквально только что виделись. Если хочешь, можем отложить.
Нейт гадает, знает ли она про кошмар, и, если да, откуда. Пожелтевшие синяки на теле инспектора густой усталостью обволакивают легкие так, что трудно дышать. Все верно: алгоритм выбирает офицеров Свидетеля для регулярных проверок на эмоциональные и поведенческие реакции, каждого это касается примерно раз в два года. Данная проверка случилась рановато, но в целом — ничего необычного.
— За пределами погрешности, — шепчет ей в ухо Свидетель, хоть Нейт и не спрашивала. Интересно, он сам предугадал ее вопрос или это Кин?
— Нет, — спокойно отвечает инспектор, — всё в порядке. Пойдемте в гостиную?
— Гостиная — отличный выбор, — соглашается Кин, поскольку ее пациентка только что прошла первую проверку. Они идут в гостиную и садятся под бдительным надзором медсестер. — Шарлотта, принеси нам кофе, пожалуйста?
Шарлотта, низенькая, чистенькая, в туфлях без каблуков, безмятежно улыбается:
— Конечно, Пиппа. Из кофейни на Кэпитал-стрит?
Кин пожимает плечами: façon du chef
[41]. Шарлотта уходит, а Кин устраивается в кресле.
— Шарлотта у нас временно, — сообщает она, будто по секрету, — но очень хороша. Из спецслужб. Говорят, может мужчину в бараний рог скрутить и в чемодан запаковать. Я, правда, представить не могу, откуда они узнали такое.
Инспектор интересуется вслух, значит ли эта уступка, что Кин спокойна насчет эмоционального состояния своей пациентки, а Кин отвечает, что не видит непосредственной угрозы нападения. Вторая медсестра сохраняет профессиональную невозмутимость, но Нейт позволяет себе рассмеяться.
— Расскажи мне про дело Хантер, — говорит Кин, когда они заканчивают обсуждать недостаток настоящего общения, за который Кин ее пожурила, как двадцать месяцев и пятнадцать дней назад, а также посоветовала развлечься.
(«Государственный праздник, — отзывается в голове воображаемый голос Дианы Хантер, — все патриотичные граждане будут веселиться под страхом расстрела». Инспектор роняет эту ремарку где-то на нейтральной полосе между собой и памятью мертвой женщины. «Эреб», — успевает подумать она, прежде чем связь разрывается.)
— Пока неутешительно, — отвечает инспектор. — Боюсь, есть указания на то, что мы несем за это ответственность.
Она не хочет вдаваться в подробности. Понятия не имеет, кто будет читать отчет Кин — он будет доступен общественности, а она не хочет вспугнуть Смита. К тому же следует учитывать возможность того, что у него есть сообщники. Коррупция всегда выплескивается за свои границы. По определению, она редко остается в одном месте. Нейт надеется, что ее ответ будет воспринят как проявление профессиональной сдержанности.
— Ой-ой-ой, — бормочет Кин с профессиональной неопределенностью, которая предполагает, что она не удивится, если окажется, что это правда, но и не значит, что она в это сразу поверила.
Похоже, пока ей больше нечего сказать, и Нейт сразу узнает липкий тип молчания, в который можно провалиться, и задумывается, нужно ли ей это. Инспектор не чувствует острой необходимости его нарушить, но Кин это может воспринять как нездоровое отклонение от нормативного поведения. С другой стороны, Кин будет читать ее с помощью Свидетеля — проклятым кинесическим анализатором Смита, да еще с несколькими расширениями отдела соцобеспечения — и узнает, что сейчас Нейт думает, а не чувствует, так что попытка сымитировать эмоциональную реакцию точно покажется обманом. Она пожимает плечами.
— Такая у меня работа, Пиппа. Мне не обязательно радоваться тому, что я выясню. Обязательно только следовать за уликами.
— Только это ты и делаешь?
— Да. Всегда.
— А ты правда, — легкий намек на улыбку возникает на длинном невыразительном лице, — держала на мушке студента семиотика?
— Это был электрошокер, — уточняет инспектор. — Да.
Поразмыслив, она добавляет:
— Как я понимаю, он забыл упомянуть, что нарядился Гитлером? Или Чаплином? Свидетель его отметил как угрозу — довольно похоже на мое описание Лённрота, я полагаю.
— Эта деталь выпала у него из памяти. Но я, конечно, видела.
Нейт вздрагивает:
— Я выглядела совсем чокнутой?
— Довольно эксцентричной. Но любой человек, который дал бы себе труд ознакомиться с твоим личным делом, понял бы. Думаю, у тебя синяки еще ого-ого какие.
— Не проверяла?
Пиппа Кин кивает:
— Проверяла. Мои соболезнования.
— Я отдыхала. Теперь работаю. Это помогает. Дело важное.
Кин снова кивает. Нейт можно понять. Все можно понять, если посмотреть с правильной точки зрения.
— Ты выдала ордер на арест Регно Лённрота. Но, как я понимающего не поймали.
— Это меня расстраивает.
— У тебя есть предположения, как этот Лённрот умудряется избегать задержания?
— Свидетель предполагает применение средств технического противодействия.
— А твои собственные воспоминания, видимо, не слишком годятся для доказательной базы с учетом произошедшего. Но все равно… ладно, не надо. Не буду тебя учить делать твою работу.
Кин искоса поглядывает на инспектора.
Нейт пожимает плечами:
— Если мы скоро не получим результатов, я попрошу снять с меня образ.
Ей приходило в голову, что побои могли испортить воспоминания. Должны были. Может, ради этого все и делалось.
Пару десятков лет назад это само по себе было бы уликой: «Подозреваемый не хочет, чтобы его опознали, и считает, что мы это сразу смогли бы сделать, то есть мы ранее встречались». Увы, вездесущий Свидетель делает такое рассуждение почти тавтологическим.
Кин кивает и ставит галочку в квадратике бланка. Инспектор слышит скрип шарика в ее ручке.
