— Есть другой вариант.
Линдси кивнула:
— Есть.
— Мы можем вынести все на публику.
— Можете.
Что-то в ее голосе мне не понравилось. Я присмотрелся и заметил: она сильно напряжена и замкнута. Не сводит глаз со стола и своих рук.
— Что произойдет? — спросил я.
— Они откатятся и сделают вид, что это была ошибка, либо ударят со всей силы.
И никакого намека на более вероятный исход. Младший адвокат перевернул страницу.
— А вы как думаете?
У Линдси есть интуиция, но что важнее — связи. Она работает на правительство не реже, чем против него, и берет дела, которые ей нравятся. Проще говоря, пытается хоть немного изменить мир к лучшему. Я ожидал, что она поделится с нами своим мнением.
— Я не могу дать вам совет по этой ситуации, — сказала Линдси. — Само собой, в ситуациях, когда пожелания государства ясны и целесообразны, желательно, чтобы граждане принимали участие в защите и улучшении нашей страны. — Деревянный тон, общие слова. — Будет намного лучше, если эта ситуация разрешится по взаимному согласию сторон.
— А если не выйдет?
— Тогда мы должны действовать в соответствии с законом и при этом стремиться максимизировать ваши выгоды и минимизировать возможный ущерб.
Опять общие слова.
— А вы бы вынесли все на публику?
— Я адвокат, а не клиент. Предлагаю ли я это? Нет. Я не имею права предлагать действия, выходящие за пределы моей профессиональной компетенции.
Я закатил глаза. Энни на миг приложила пальцы к щекам и шумно выпустила воздух, как обычно делала, когда возилась с особенно сложным куском кода. А вот Колсон, похоже, увидел в ее ответах суть и смысл. Он поднял руку, как школьник на уроке:
— А можно спросить, какие аспекты этого дела выходят за пределы вашей профессиональной компетенции?
Линдси подняла взгляд и посмотрела прямо на него. Можно было бы сейчас войти в комнату и решить, что ничего не происходит. Если только не знать Колсона, не знать, что он никогда не сосредотачивается на чем-то одном.
— Скажу так: я не знаю Дорожный траст и не знаю, какое коммерческое или общественное давление он может на вас оказать. Я могу давать советы в области юриспруденции.
— Значит, это не просто подставная компания.
— О нет. Это хорошо и давно обосновавшийся административный институт. Тоже родом из семнадцатого столетия, кстати. Я полагаю, связь прямая: государству требовалось создать и защитить инфраструктуру, иногда вопреки желаниям довольно взбалмошных местных землевладельцев. Гражданская война стала поворотным моментом в споре: Великая хартия вольностей против божественного права. Права частного лица против прав верховного владения. Где второе ограничивает первое и так далее.
— Только пока никому не отрубают голову.
— В этой стране государство больше не использует крайние меры для исполнения своей воли.
Колсон снова откинулся на стуле:
— Ну, разумеется.
Кажется, они о чем-то поговорили и друг друга поняли.
— Ладно, хорошо, — сказал я. — Спасибо за исторический очерк. Но сегодня — вы что советуете?
— Изучить открытые для вас варианты действий. Выяснить, что можно выторговать, прежде чем ситуация ухудшится. Решить, чего вы хотите добиться.
На этом встреча завершилась. Мы все сели в одну из самоуправляемых машин, и она повезла нас прочь.
— Что все это значит? — спросил я Колсона, нарушив долгое молчание.
— Милая леди делает для нас все, что может, — сказал Колсон. — Но ее прижали, и она немного боится за себя.
— Линдси?
— Да. Видел сосунка на другом конце стола? Он все время писал?
— Адвокаты постоянно так делают — ведут записи.
— Да, ведут, но это был не ее парень. Он вел запись для кого-то другого.
— Это незаконно, — возразил я, — консультация частная.
Колсон пожал плечами:
— Они на это плевать хотели, когда им надо. Вспомни хоть Гуантанамо. Пойми, одно дело, что тебе всегда говорили — так дела делаются, честная игра, правила и все такое, другое — как все было на самом деле, третье — как все стало теперь. Тридцать лет назад тоже, наверное, слегка нарушали правила. Сегодня это в порядке вещей. Если нашим ребятам надо узнать что-то, чего им не положено знать, они вежливо просят американцев. А когда янки хотят пошпионить за своими, чего им вообще нельзя делать, они звонят в наш штаб правительственной связи, мол, сделайте одолжение. Понимаешь? И поскольку они, по большому счету, все тут содержат за свой счет, мы предоставляем им ресурсы. Просто надо держать в голове: если разговор происходит снаружи, его подслушивают.
Энни включилась и спросила Колсона:
— Думаешь, она пыталась что-то сказать нам, не прямо?
— Они выписали ей предупреждение. Если она сделает что-нибудь, что им не понравится, ее выставят из клуба. Может, лишат лицензии. Или устроят аудит, чтобы аналитики обнаружили расхождения, за которые она не сможет отчитаться, так как вчера их там не было. Либо просто дадут георгианцам знать, что она нам помогает, и пусть сами разбираются.
Мне хотелось расхохотаться над конспирологической картиной Британии sub regno exploratorum
[46]. Я такой страны не знал и не помнил, но Энни и Колсон явно принимали ее за катехизис. Я посмотрел в небо, на теплое оранжевое свечение города, отраженное от низких облаков, и вдруг увидел его по-новому: солнце как безжалостное всевидящее око, от которого нас скрывает лишь равнодушный покров тумана и смога.
— Ты уверен? — спросила Энни.
Колсон кивнул:
— С того момента, когда она сказала, что Дорожный траст — это слияние государственной и корпоративной власти. Вам это ничего не напомнило?
— Похоже на то, о чем ты говорил, — пробормотала Энни.
Колсон снова кивнул:
— Да. Так и есть. Она очень умная и образованная дама, эта ваша Линдси, сделала очень смелую вещь прямо под носом у гаденыша. Потом ее, наверное, прищучат за это. А нам стоит позаботиться о том, чтобы ей было куда зайти на посадку. Она сказала, что не может давать советы по теме, которая лежит за пределами ее профессиональной компетенции, так?
Я кивнул:
— Но она и не дала нам конкретного совета.
— Да, вроде не дала.
— И ты разочарован.
Я снова кивнул.
— Смотри, она сказала, что не может давать советов не по своей теме: именно это она и посоветовала бы, если бы это входило в ее компетенцию. Понимаешь? Она считает, что это нам и нужно делать — раструбить на весь свет. Но она не может так сказать, потому что в комнате сидит гаденыш. Иначе они заявят, мол, она нас склоняла к нарушению закона, и отберут ее смешную шапочку.
