* * *
Мегалос с любопытством смотрит на меня:
— Ты этого не понял?
— Стелла умерла.
Я никогда не произносил это вслух. Сейчас произнес, потому что понял: он — Дьявол и нашел для меня идеальное искушение. Если бы Стелла была жива, если бы он мог привести ее ко мне, я бы отдал ему все, что бы он ни пожелал, и пусть громит греческую политику или раздувает мировой пожар, творит, что захочет. Я честно сделаю все, чтобы привести его в Чертог Исиды, хоть и нет такого места, а он — сумасшедший, готовый утопить страну в дерьме и слезах. Я продаюсь, и это — моя цена.
Стелла умерла.
Если только этого каким-то чудом не было, и мир испорчен, и все, что я сделал с того момента, не имеет никакого смысла.
— Внемли же, Константин Кириакос, ибо я открою тебе сейчас свое первое таинство. Ты слишком хорошо образован, и тебе будет трудно его уразуметь, если не применишь к тому волю. Внемли ушами сердца и освободи разум от оков невозможности. Этот урок я вскоре преподам всей Греции, как только вода иссякнет в трубах, а поля высохнут. Помнишь наш разговор в твоем временном кабинете под землей? Помнишь, что я говорил о Бессмертных?
Конечно. О персидских Бессмертных. Солдат — не человек, это переменная, а человек — только число. Число можно сократить, изменить, вовсе убрать, но уравнение — вечно.
Мегалос кивает:
— О да. В мире, который я сотворю, никто из по-настоящему важных людей никогда не умрет. Стелла не умерла, она лишь ждет. Нужно, чтобы женщина заняла то, что ты теперь назовешь, — ибо ты не видишь истинный мир, только его тень, в которой мы жили до сего дня, — символическое место Стеллы, и с того мига тень исчезнет, а Стелла возродится. Это не обман, не трюк, не подмена, а фундаментальный пример того, как мы будем жить. Что реальнее, женщина или плоть, в которой она обитает? Стелла закрыла глаза и пропала. Она вновь откроет глаза — и увидит тебя.
Чушь. Бред и вранье.
Только я его понимаю. Мой разум ловит его логику, хоть я ему и запрещаю: если женщина говорит, как Стелла, и выглядит, как Стелла, и считает себя Стеллой, чем она не Стелла? Я хочу сказать, что каждый из нас — секунда за секундой — становится той личностью, которой мы станем, а Стелла не стала той, кем будет эта женщина. Стелла умерла в больнице. Но это предубеждение, голословное утверждение. Заранее готовый ответ на то, что мы, собственно, обсуждаем.
Тело новой женщины, можешь возразить ты, не принадлежит Стелле, точнее, ее ДНК не та, с которой родилась Стелла. Да. Не та. Но если бы Стеллу нужно было лечить от генетического заболевания, современная медицина тоже изменила бы ее ДНК. И что? Мы бы сказали, что она перестала быть собой? Нет. Код — это не женщина. Сознание порождает личность, пусть оно и облечено в плоть. Ладно. Тогда чем Генетически Модифицированная Стелла отличается от Злобной Стеллы Мегалоса? Итак, будет цепь причинно-следственных связей, ведущих от одного тела к другому, последовательность пороговых состояний или градиент, по которому Стелла в момент времени t опознаваемо становится Стеллой в момент t + 1, t + 2, t + 3 и так далее, пока переход не завершится, и ДНК в момент t вообще не будет похожа на ДНК в момент t + n, но сохранится ясная цепь пермутаций. Женщина из прошлого станет женщиной в настоящем.
С другой стороны, эта новая Стелла будет постепенно становиться Стеллой, шаг за шагом приобретая «стелльность» с помощью изучения, практики и исполнения, а не благодаря грубым физическим операциям. Процесс перехода будет меметическим, а не телесным, но я ведь уже признал, что женщина — не сумма клеток. Если я хочу это отрицать и одновременно не желаю прибегать к понятию отдельной души, вынужден сказать, что есть некая сущность мыслящей Стеллы, порожденная в теле и составляющая личность, и эта сущность прекратила свое бытие, когда Стелла умерла. Но как тогда отличить старую сущность от новой? По каким критериям они будут разделены? Если они идентичны по форме, структуре и функциям, ограничится ли разделение лишь временем, которое само по себе — загадочная субстанция? Если сознание создается на самых нижних уровнях материи, могу ли я без оговорок заявить, что тот же отпечаток, по которому бежит та же энергия, не является той же личностью? Умри Стелла во время операции, призванной спасти ей жизнь, и пройди она реанимацию, разве я отверг бы ее как незнакомого человека?
Раз так, нужно разобраться с моей готовностью признать ее по-прежнему Стеллой, но нежеланием связываться со Злобной Стеллой Мегалоса. Я должен сказать, что восстановленный паттерн мышления является той же женщиной, но, если я это признаю, отказавшись к тому же от необходимости физического тождества тел Стеллы, приходится признать: если паттерн точно совпадает с прежним, совпадает и женщина, так что Стелла может ожить. Если паттерн несовершенен и Злобная Стелла Мегалоса функционально отличается от моей или если восстановленная Стелла изменилась в связи с новым опытом, она может оказаться лишь на 20 или 30 % Стеллой. Должен ли я потребовать полную Стеллу? Она в любом случае изменилась бы за прошедшие годы. Должен ли я сказать, что она должна навеки остаться двадцатилетней? Нет. В таком случае какой процент Стеллы должен содержаться в новом паттерне, прежде чем я признаю ее — ею? Больше или меньше 50 %? Если бы Стелла попала в автокатастрофу и потеряла память, отказался бы я от нее или попытался помочь вернуть то, чем она была? Почему я должен повести себя иначе сейчас? Я знаю, что новая женщина не будет Стеллой, но откуда я это знаю? Наш разум формируется языком и культурой, в которых мы обитаем. Есть народы, которые не видят разницы между голубым и зеленым; племена, для которых числа больше двух, — непомерная сложность. Какие у меня слепые пятна, порожденные рамками, в которые я всегда верил? Вдруг я упущу Стеллу, назову ее самозванкой только из-за привычного предубеждения?
Что, если Мегалос прав?
Стелла. Она вернется ко мне, а я — к ней, и мы будем вместе, пока найдутся на земле люди, которые станут Иерофантом и его женой. Мы хотели вечности — вот она.
Трансформация, если угодно, — Иерофант и его жена.
Я знаю, что это неправильно. Знаю, что тут есть подвох. Наверняка. Я просто не могу подобрать слова, чтобы объяснить, в чем он заключается. Опять математика: мало интуиции, чтобы выстроить доказательство, — нужно уметь выразить его в форме, поддающейся проверке и применению.
А мне так хочется, чтобы все это оказалось правдой. И я спрашиваю, выгадывая время, чтобы подумать:
— Кто?
— Ты уже с ней знаком, — говорит Мегалос. — Ты ее узнал.
Та женщина у меня в квартире. Она меня похитила.
— Она меня ненавидит.
Я должен был сказать: «Она не Стелла». Почему не сказал? Только потому, что она похожа на Стеллу? Только потому, что Николай Мегалос придумал уложить свое безумие в хитроумные рамки?
Мегалос отмахивается:
— Нет-нет. Стелла — точнее, поскольку прежнее имя еще действует, ее нужно называть Адрастеей — тебя не ненавидит. Она злится, что ты заставил ее ждать, огорчается, потому что твое неверие затрудняет для нее погружение. Понимаешь? Она более, чем одна личность, а не две половинки в ссоре друг с другом; два целых, существующих там, где должно быть лишь одно. Чтобы Стелла ожила, Адрастея должна исчезнуть. Адрастея боится конца, но полна решимости; Стелле же не терпится вернуться к жизни. Кто она в данный момент, зависит от событий, еще не произошедших. Это самый болезненный онтологический конфликт. Она сказала мне, что ей снятся математические доказательства, а когда просыпается, не может их осознать. Она должна стать Стеллой, и скоро, иначе — рассыплется. Если ты будешь слишком медлить и потеряешь ее, она уйдет к другому, как если бы вы никогда не встретились. Она будет Стеллой, и она не будет вечно ждать, пока рассеются твои сомнения.
