* * *
Нейт отвечает на взгляд:
— Вы арестованы. Опять.
Лённрот фыркает, но затем, видимо, решает, что это неудовлетворительный ответ или даже неуклюжий. Белые пальцы вздрагивают в легчайшем жесте извинения, но Нейт почему-то все равно. Глупо было это говорить здесь. Поэтому она спрашивает:
— Кто ты?
— А как ты думаешь, Мьеликки Нейт?
Она пожимает плечами:
— Я не верю, что ты из будущего — человеческий разум, подобный богу. Я этого не вижу. Было бы иначе. Зачем тогда со всем этим возиться?
Лённрот размышляет над ответом.
— От досады, вероятно. Загрей меня очень, очень разозлил.
— Смит.
Проблеск злобы при этой поправке, будто кость в ране.
— Не думаю. Или не совсем.
— И ты не Гномон.
— В самом деле?
— Тысячи и тысячи лет, тысячи тел, тысячи умов в одном, и твоя лучшая реакция на боль — месть? Как-то это… жалко.
— Скажем, я ко всему этому еще привыкаю.
— Скажем, что ты Анна.
Кивает:
— Это самый очевидный ответ: Хантер собрала Анну Магдалену заново так хорошо, как смогла, сделала ее своего рода невидимой прислужницей. А когда она умерла, бедная Анна спряталась в роль Гномона, как рак прячется в раковине, — она стала мной, чтобы убить Смита из мести и не сойти с ума? Это и есть я? Какой-то… перебор.
— Я думала, ты — Свидетель, который использует Анну в качестве периферийного устройства. Или Огненный Хребет.
— Очень хорошо! Рождение нового технологического человека, случайное и травматичное. Это был бы настоящий апокатастасис: рождение духа из камня, рука машины в человеческой перчатке, аватара наоборот. И вполне приемлемо лингвистически. Анна Магдалена — значит «изящная милость». Говорят, рекурсия порождает сознание.
Инспектор качает головой:
— Может, ты — джинн, запертый в Чертоге Исиды, и все это — твой сон. Как такой вариант?
Лённрот резко хлопает в ладоши, будто от радости:
— Тут уже черепахи до самого низа, инспектор! Все истории правдивы. Все зависит от направления движения. Как дети на двухэтажной кровати, метафизики спорят о том, кто будет спать наверху. Нет. Попробуем еще раз? Я — контрнарратив Оливера Смита? Ложная личность, вызванная из, скажем, неосознанных сомнений Дианы Хантер и вложенная в ее сознание, чтобы поймать ее и привести на аркане, точно сбежавшую корову? Сбежавшая в большой мир, чтобы обрушиться, как положено чудовищу, на своего создателя? — Зубы опасно блеснули, гнев. — Так ты обо мне думаешь?
Они сердито смотрят друг на друга в темноте.
— Просто скажи, — говорит наконец Нейт. — Просто скажи, чего ты от меня хочешь.
— Мы уже об этом говорили. Я хочу, чтобы ты нашла дневники Дианы Хантер и принесла их мне. Впрочем, ты это сделала, хотя и весьма неуклюже.
Нейт хочет возразить, что ничего подобного не делала, но Лённрот извлекает пару перчаток — откуда, скажет только очень дорогой портной, и теперь поднимает медную проволоку, вскоре держит первые узлы цепи ферритовой памяти.
— Вот оно что, — говорит она.
— Это важно, но речь шла об историях у тебя в голове. Ты понимаешь, что ты — единственный человек, который просмотрел всё? Прожил их внутри, как часть себя, учился у них? Позволил им существовать в своем сознании? Ты уместила в голове вселенные, и оттого ты мне все милее. — Узкий подбородок вскидывается. — Все дело в том, что ты задаешь вопросы в неправильном направлении. Вопрос: кто ты такая? Или, если сформулировать более внятно, кем ты стала?
Рыцарь Грааля, призванный исцелить мир. Отказник в бегах. Бывший Огненный Судья.
Нет. Все не то.
— Я следователь, назначенный на это дело. Вот и все.
Слова виснут в воздухе, Нейт пытается вернуть их в себя. Хуже всего выражение на лице Лённрота — ироничная улыбка, смешанная с внезапным и непокорным сочувствием.
— Вы ошибаетесь, инспектор. Так никогда не было, даже в тот миг, когда вы родились, — и куда меньше здесь и сейчас. Все, что произошло, произошло потому, что вам нужно быть тем, кем вы являетесь. Все, что сделал Джонс, и Кин, и Пахт. Все, что пытался сделать Смит, вся ложь, которую сплел Загрей, и бесконечные игры Дианы Хантер. Все извивы и повороты — лишь для этого. Иначе не сработало бы. — Красный глазок сигареты разгорается. Брови взлетают. — Кто ты сейчас, кем не была раньше? И что значит ответ? М-м-м?
Лекало для текста, который тронет широкую аудиторию и приведет коннектомы читателей ближе к желаемой форме.
Мы становимся друг другом.
Коннектом нового поколения, и всё лишь для того, чтобы войти в двери.
Она думает «невозможно», но потом понимает, что это правда.
— Запись изменила мой разум. Буквально изменила форму моего коннектома так, чтобы я стала похожа на нее.
— Да.
— Но истории… В них нечто большее. Таб сказал, что они информационно плотные. В них скрыт код. Стеганография. Множество деталей, огромный объем сохраненной информации. Замаскированный исполнительный код Системы. Он разбит на части! Разбит на части и неактивен. Его нужно пересобрать, переподсоединить, прежде чем запускать. Это компромисс. Скрипт не может быть автоматическим, иначе Система бы опознала его. Этого она и хотела. Хотела, чтобы они внесли ее оружие в Систему, и знала, что, пока они не знают, что именно у нее в голове, сделают все, чтобы собрать головоломку, сделают то, чего она сама не может, протащат его внутрь. Смит, Джонс, остальные — они думали, что победили ее. Но вышло наоборот, да?
Лённрот протягивает руку: хорошо, продолжай.
Если хочешь взломать по-настоящему глубокую систему, нужен человек, приоткрывающий дверь.
Она медленно выпускает из легких воздух:
— Важный предмет, имя и секрет, анализ биологического облака… выстроенный на собачьем механизме распознавания запахов. А потом ПСНМ, отпечатки пальцев для души. Это вообще не допрос.
Лённрот улыбается, словно говорит: «Наконец-то».
— Это хитрость, ловушка! Она взламывает Систему. Поэтому Хантер подстроила свой арест. Запланировала даже инсульт, чтобы ее подключили к машинам. Она хотела, чтобы Смит собрал головоломку! В этом смысл. Смит ломал собственную систему безопасности! Хантер — кем бы она ни была — внутри. Использовала все это, чтобы нанести удар. Но она не в полном сознании, поэтому нужно…
Потом Нейт лишь добавляет:
— Ой.
* * *
Вот мгновение, которое я обещал с самого начала, которого вы так ждали. Не спорю, вы его ждали, прежде чем узнали ее как следует, прежде чем полюбили ее, но неужели вы не чувствуете за нее ответственности сейчас, когда этот миг пришел? Я сказал «от потери веры во все, во что она прежде верила», и вы подумали: «Отлично! Вот интересно будет!»
