Машина сама себя ведет, сообщил мне этот юноша, а его работа — следить, чтобы все было в порядке и ничего не случилось. Но ничего не случится.
— Бобби Колсон, но зовите меня Колсон, — ответил он на мой вопрос. — Стюард.
Я сперва подумал, что это часть имени — у англичан случаются довольно странные имена, и некоторые носители их сразу и прямо называют, но вскоре я сообразил, что это скорее прозвище или титул, который он сам себе выбрал и носит с заметной гордостью.
— У этой машины более миллиона часов водительского опыта, — успокаивающе добавил он, когда заметил, что я нервно поглядываю по сторонам: руль повернулся в одну сторону, затем в другую, как клавиши на пианоле, педали сами опускались и поднимались. — Первые несколько дней мне было немножко стрёмно. А потом я понял: а как же все остальные машины на дороге? В них за рулем сидят идиоты. Трындят по телефону и ничего не видят, потому что обдув не работает, и они торопятся пораньше попасть домой. Все время вытворяют черт-те что. А эта машина? Никогда. Это самый скучный и невозмутимый шофер в мире. Она не просто видит дорогу, а видит ее в инфракрасном свете и через эхолокатор. В реальном времени получает информацию со спутника. А решения принимает так быстро, что их невозможно заметить. Закон требует, чтобы я здесь сидел, но честное слово — если увидите, что я потянулся к рулю, лучше дайте мне в морду. Машина куда лучший водитель, чем я. Если произойдет авария, она нас спасет — или не спасет — быстрее, чем я пойму, что происходит. Я здесь на случай, если она вдруг решит завоевать мир, — ухмыляется он. — Как «Скайнет». Только и этого не случится. Это специализированный интеллект. Она не думает. Она едет.
«Вот и мой первый урок», — подумал я.
— Так что же, из машины водитель лучше, чем из любого живого водителя?
Колсон показывает мне большой палец.
— Точно! Но вообразим, что тут террористический акт или еще что-то. И нам нужно врезаться вон в ту машину, чтобы не попасть под падающий небоскреб или мост. Вот тогда нужно выключить компьютер и браться за руль, потому что о таких вещах он ничего не знает. Будет просто стоять и ждать, пока пробка рассосется, а нас раздавит обломками. У него зрение ограничено. Это всё цифры, сравнения, замеры. Только то, что заложили изначально. Ничего другого, ну, в духовном смысле.
Я сидел в этой машине всю дорогу от Стоук-Ньюингтона до Олд-стрит и, разумеется, подпрыгивал всякий раз, когда видел пешехода, собаку или велосипедиста, всякий раз, когда мы приближались к светофору, но должен признать, что в конечном итоге машина оказалась куда более надежным шофером, чем любой из тех сотен, что возили меня по этому городу за все прожитые здесь годы. Как и обещал Колсон, поездка получилась скучная. Офис компании располагался в высоком здании из стекла и стали, новомодной постройке, на верхних этажах которой виднелась зеленая листва.
— Зеленая крыша, зеленые стены, — пробормотал Колсон.
В общем, здание выглядело как будущее, с которым я мог бы ужиться, но предпочел бы в нем не жить. Я постучал по приборной доске:
— Спасибо, что довезла. Как ее зовут?
— Машину? — брови Колсона поползли вверх.
— Да.
— Ну, это как давать имя утюгу, — улыбнулся он. — У нее есть номер. Четыре. Только и всего. Ну, до встречи.
Я поблагодарил его и наблюдал, как они с машиной покатились к парковочным местам компании. Когда я вновь обернулся к зданию, на ступеньках уже стояла Аннабель София Бекеле, профессиональным жестом протягивая мне руку.
— Добро пожаловать в «Огненные Судьи», — сказала она и пожала мою ладонь.
* * *
Всегда забываю это название. Судя по всему, историческая отсылка — после Великого лондонского пожара 1666 года были избраны двадцать два судьи, которым надлежало разметить утраченные границы наделов в городе. Это было необходимо, потому что Лондон оказался настолько разрушен, что пропали даже ориентиры, которые позволили бы хотя бы грубо восстановить прежние участки. По большей части, они просто чертили линии в воздухе, и, когда это происходило, вполне вероятно, они не упускали возможности слегка улучшить планировку столицы, ликвидировать тупики и кривые переулки, закольцевать их.
— Благородные призрачные географы, — сказала Аннабель сразу после того, как потребовала называть ее Энни, всегда и только потому, что лишь я и прежняя школьная директриса до сих пор зовем ее Аннабель.
Потом моя внучка объяснила, что название для компании подходящее, потому что, по сути, они создают миры из воздуха — точнее, из цифр. У них есть и другие регулярные доходы: например, они тестируют в полевых условиях такие волшебные автомобили для их изготовителя и подправляют алгоритмы самообучения, а еще продают свободные счетные часы разным организациям, которым не хватает своих циклов, но по большей части они творят новое.
Здание полностью принадлежит компании, сообщила она, так что здесь есть потенциальный источник дохода, но они не сдирают три шкуры со съемщиков, так как хотят сохранить «преимущество неожиданных открытий». Как я понял, это значит, что молодые программисты будут болтаться по коридорам и кофейням, сплетничать и задирать создателей новейших марок одежды, мини-пивоварен и архитекторов, чтобы в миниатюре получилась примерно такая же культурная и коммерческая солянка, как та, что хорошо себя показала в Силиконовой долине. Аннабель — то есть Энни — сказала: да, именно. В этом году «Огненные судьи» получили свою долю в успехе нового вида эргономичных кресел и ячеистой сети отслеживания местоположения детей. Я не понял, что такое последнее, а Энни сказала, что система простая, но очень умная, и это сочетание понравилось мне, как и ей самой. Я заметил, как она бросила взгляд мне за спину, посмотрела на Колсона, который теперь радостно раскручивал какую-то конструкцию с множеством проводов и спорил над ней с каким-то мальчишкой в грубом комбинезоне, и подумал, что он ей тоже нравится — по той же причине. Простой, но умный: хорошее сочетание для любовника. Сложности и тревоги отчаянно привлекают авторов любовных романов, которые идут на поводу у Байрона и Толстого, но в реальной жизни простота куда лучше, если идет рука об руку с добротой. Я подумал, что надо открыть эту великую мудрость Энни, но осознал, что, если ей нравится Колсон, она уже ее знает.
И мы пошли по широким коридорам, обрамленным металлическими трубами, ныряли в рабочие зоны с голыми кирпичными стенами и огромными шарнирными лампами. По пути встретили человека, который изобрел новый музыкальный инструмент, и другого, который конструировал «оптимизированную мышь». Я чуть не уточнил: «Мышеловку?», но вовремя осознал, что он имел в виду именно то, о чем я подумал, хотя какой прок от улучшенного грызуна — представить не могу. Он объяснил, что пищеварительный тракт хищных птиц вычищает всю заразу. Птицы испражняются чистыми удобрениями, поскольку даже самые злобные инфекции выгорают в их кишечной химии, — поэтому истребление хищных птиц по всему миру представляет собой неслыханный риск для здравоохранения. В тех регионах, где их почти не осталось, восстают из небытия старые злобные бактерии. Он хотел ввести в популяцию городских грызунов стремление попасться хищным птицам, чтобы таким образом бороться с серьезными инфекциями — огромный шаг для мира, который уже начал терять контроль над резистентными бактериями.
