Вопреки поговорке: «Первый блин – комом», в случае с Ноздриным «первый блин» получился отличным. А вот следующие «блины» иногда получались и «комом».
Одна из женщин, эвакуированная из Ленинграда в Новосибирск, настойчиво просила привезти ей мальчика, Колю Грибкова, семи лет от роду, поскольку работала парторгом военного завода и не имела возможности сама приехать.
Прочитав ее письмо, воспитательницы недоуменно переглянулись.
– Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что от письма сильно веет партийным бюрократизмом, – высказала свое мнение беспартийная Вероника Петровна беспартийному коллективу. – Может, это мачеха? Да у нас такого Коли Грибкова и нет, откуда у женщины такая уверенность? Отпишите ей, Нелли Ивановна, что это просто невозможно.
В следующем запросе-требовании «партийная мамаша», как ее стали величать в коллективе, подробно написала, что ребенка надо доставить по адресу: Новосибирск, улица Строителей, дом 19. А если ее не будет дома, позвонить на завод по указанному номеру. Нелли Ивановна больше не стала отвечать.
Через неделю «партийная мамаша» приехала сама. Сразу бросалось в глаза полное соответствие облика и поведения: высокая, худая, с острыми чертами лица, резкими движениями, лаконичной отрывистой речью. В Ягодное она прикатила на бричке вместе с председателем райисполкома, Галиной Андреевной Овчинниковой, с которой Нелли Ивановна познакомилась еще в день прибытия эшелона в Асино.
Овчинникова слегка попеняла директору за то, что, бывая в районе, она не заходит к ней в райисполком. С чисто женской дипломатичностью Нелли Ивановна оправдалась нехваткой времени и поблагодарила власти района за заботу о детдоме, которую детдомовцы постоянно чувствуют.
Между делом Галина Андреевна с улыбкой припомнила, что дочь ее уже встречалась с одним из детдомовских ленинградцев, который привозил письмо для отправки на фронт и которого в шутку дочь назвала «всадником без головы». Нелли Ивановна догадалась, о ком идет речь, и тоже улыбнулась, не уточняя детали.
Вечером, встретив Стогова, директор вскользь заметила:
– В районе интересуются нашим воспитанником по прозвищу «всадник без головы». Я сказала, что у нас есть только «всадник с подбитым глазом».
Грибкова попросила директора собрать всех мальчиков семи лет для осмотра, но Нелли Ивановна мягко намекнула ей, что дети не куклы, чтобы их рассматривать, как на витрине. «Материнское чутье вам подскажет, который из них ваш», – добавила педагог.
Тут и стало понятно поведение «партийной мамаши». Оказалось, что она не мать, а сестра матери, которая работает переводчицей на фронте. Колю она видела последний раз перед войной, была уверена, что хорошо запомнила мальчика, и не сомневалась, что узнает его. Сейчас, присматриваясь к ребятишкам, занятым своими делами, она была в полной растерянности. Уже на третьего ребенка она с сомнением указывала: «Вроде он», на что Нелли Ивановна твердо заявила, что это не аргумент и ребенка она не отдаст.
Едва забылся инцидент с Колей Грибковым, новый визит всколыхнул весь детский дом.
Никто из гуляющих ребят и воспитательниц не обратил внимания, что через калитку во двор, прихрамывая, вошел высокого роста мужчина в черной шинели. Им заинтересовались, когда он присел на корточки перед детьми и спросил, кто из них знает Эльзу Пожарову.
Он и предположить не мог, что теперь она не просто Эльза, а воспитательница. На его вопрос ребята, повернувшись к нему спиной, дружно закричали:
– Эльза Сергеевна! Вас дядя спрашивает!
Поднимаясь, Сергей Яковлевич успел подумать, что эта встреча очень напоминает ему другую – на берегу Ладожского озера, в день эвакуации детдома из Ленинграда. Однако приближающаяся девушка, высокая, в темном, облегающем фигуру летнем пальто, в черном, набок берете, была мало похожа на ту девочку, которую он обнимал два года назад. «Неужели это Эльза?» – мелькнула мысль.
Эльза тоже его не сразу узнала. Как потом признавалась, даже представить себе не могла появление отца в далекой сибирской деревне.
Сергей Яковлевич приготовился к тому, что в момент сильного волнения дочь может упасть в обморок, и потому кинулся к ней, расставив руки. Но Эльза справилась с волнением. Последние несколько метров она бежала к нему, пока не уткнулась в жесткое армейское сукно.
– Папа, папочка! Это невероятно! Немыслимо! Ты здесь! В это трудно поверить!
Пока они обнимались, кто-то из ребят успел сообщить Стогову, что приехал Эльзин папа. От неожиданности Виктор остолбенел, но потом ринулся во двор. Ему не надо было всматриваться в черты лица Пожарова. Он хорошо запомнил Сергея Яковлевича в черной морской форме.
– Виктор Стогов! – Сергей Яковлевич узнал его и протянул руки.
Виктор кинулся на грудь Пожарову и чуть не сбил рядом стоящую Эльзу. Он молчал, только глубокие всхлипывания выдавали его состояние.
– Ну-ну, Витя, мы же мужчины! Посмотри, какое море слёз ты вызвал у окружающих. – Сергей Яковлевич, слегка отстраняя Виктора, поглядел на него мокрыми от слёз глазами и произнес: – Дай-ка я посмотрю на тебя! Молодец! Ты стал почти с меня ростом. Это сибирский климат делает вас великанами. В Ленинграде вы бы не вымахали с Эльзой до таких размеров.
Он обхватил их обоих.
– Это мой папа! – громко и радостно объявила Эльза окружившим их взрослым и детям.
Кто-то в толпе робко крикнул: «Ура!» Это послужило призывом к уже забытому, громкому выражению чувств радости. «Ура-а-а!» – разнеслось по всей территории.
Этот не типичный для повседневной жизни возглас насторожил директора и врача, выскочивших из помещения.
– Что случилось?! – воскликнула Изабелла Юрьевна, подбегая к ребятам.
– Изабелла Юрьевна, Нелли Ивановна! Папа приехал! Вот! – Эльза потянула отца за рукав навстречу пробирающимся в толпе женщинам.
Нелли Ивановна остановилась в двух шагах от счастливых отца и дочери, с любопытством рассматривая Пожарова.
– Знаете, слушая ваши письма, которые Эльза нам читала, я представляла вас именно таким. Правда, не седым… – обратилась к Пожарову директор.
– Ой, папа, пока ты не снял фуражку, я и не заметила твоей седины! – удивилась Эльза и тронула его висок.
– Ну что делать! Война никого не молодит, – улыбнулся Сергей Яковлевич.
– Пойдемте в дом! – пригласила Нелли Ивановна.
…До позднего вечера в ее кабинете не гасла «трехлинейка»
[23], висевшая на одном проводе вместе с «лампочкой Прока», освещая стол с неказистой сервировкой. На нем наравне с салом, колотым сахаром и грузинским чаем были американская тушенка, галеты и кофе, выложенные Пожаровым.
Сергея Яковлевича завалили вопросами о разгроме немцев под Ленинградом. Всем хотелось узнать подробности о разрушениях в городе и на своих улицах. Но Пожаров, несмотря на длительное пребывание в Ленинграде, мало что успел посмотреть, поскольку лежал в госпитале на Суворовском проспекте с серьезным ранением левой ноги.
