– Скажу откровенно, Нелли Ивановна, мне очень жаль расставаться с вами. Я сожалею, что встречи у нас были редкие и, как правило, короткие. Извините меня, я сейчас убегаю, но к отходу поезда приду с дочкой, она хочет проститься с Виктором, ведь они сидели за одной партой.
– Мы ждем вас! – Растроганная Нелли Ивановна вытирала глаза.
Уже стало заметно темнеть, и к вечеру похолодало. Все устали ждать отправления поезда. Виктор успел сбегать к дежурной по станции, но та сказала, что распоряжения еще нет, и добавила, что, когда понесет жезл машинисту на отправку, предупредит всех в вагонах.
– Теть, а я могу сбегать в центр? Мне надо!
Его беспокоило, что Нина не пришла, несмотря на договоренность.
– Нет, малец, ожидать твоего возвращения я не имею права. Решай сам!
«Все, не придет, а обещала… Наверное, нашла занятие поинтереснее. Ну и наплевать! Подумаешь, одесская селедка! Нет, не селедка – камбала, которая лежит на дне без движения». Разволновавшись, Виктор не замечал, что уже вслух проговаривает в адрес Нины эти обидные слова, пристально глядя при этом в сторону вокзала, откуда могли появиться Овчинниковы.
И когда он уже вконец отчаялся в последний раз увидеть Нину, заметил вдалеке две женские фигуры, быстро идущие по шпалам в сторону поезда. Одна из них, пониже ростом, вдруг побежала, не боясь споткнуться и упасть.
Это была Нина. Виктор рванулся навстречу. Схватившись за руки, они молча пошли к вагонам. Оба от волнения долго не знали, с чего начать разговор.
– Мама рассказала, что ты просился ехать с машинистом…
– Ага, я умею. Это не сложно, ты тоже можешь научиться управлять паровозом… – Виктор схватился за эту тему, как за соломинку, спасаясь от мучительного молчания.
– При чем тут паровоз? – прервала его Нина. – Ты понимаешь, что мы расстаемся и, может, больше никогда не встретимся? У меня это просто не укладывается в голове. Я бы поехала с вами. Но мама! Она одна без меня долго не выдержит. Всем кажется, что она здорова, а на самом деле я часто застаю ее ночью в кухне с таблетками и пузырьками.
– Давай поклянемся, Нина, что будем часто писать друг другу. Раз в неделю обязательно… Нет, лучше каждые три дня и рассказывать обо всем, что делали, думали, чувствовали…
Виктора словно прорвало. Он боялся остановиться, чтобы успеть высказать переполнявшие его чувства. Сейчас он не думал о том, как будет воспринята его нынешняя говорливость, как оценена его прежняя сдержанность. Сознание протестовало против того, что он не увидит Нину завтра, послезавтра, а может быть, никогда…
– По вагонам! Дается отправление! – раздалась команда женщины в форме железнодорожника, идущей со стороны станции.
– Витька, милый Витька! – Нина сдавила его руку. – Не знаю, как я сяду за парту, где твое место будет пустым.
– Виктор! – раздался тревожный голос Нелли Ивановны. – Быстро в вагон!
– Нина! Ребята! Хватит! – К ним приблизилась Галина Андреевна. – Если вы дороги друг другу, обязательно встретитесь! Эта разлука – проверка вашей дружбы. – Она помогла освободить руку Виктора из руки дочери. – Беги, не огорчай Нелли Ивановну!
Виктор догнал свой вагон, прыгнул животом на пол, быстро вскочил и обернулся. В вечерней мгле постепенно растворялись два женских силуэта.
Эпилог
Воспоминания двух седых мужчин о своем сибирском детстве иногда со стороны напоминали словесную перепалку ровесников-мальчишек.
– Виктор, ты забыл! Не так это было! – с жаром размахивая руками, протестовал Валерий Сергеевич.
– Это ты забыл, флегматик-склеротик! – беззлобно возмущался раскрасневшийся Стогов. – Думая, что заблудился, ты орал на всю тайгу так, что не только белки, но и волки разбежались. А мы с Гешкой стояли сзади тебя и давились от смеха.
– Люди добрые! Не верьте ему! – с мольбой обращался Валерий Сергеевич к смеющимся женщинам и детям.
Устав за ночь от воспоминаний о сибирской эпопее, Виктор Павлович предложил сделать передышку.
Предложение поддержала и Нина Петровна:
– Дорогие мои, невозможно все удержать в памяти: что-то забывается, какие-то детали событий утрачиваются… Но не стоит горевать по этому поводу. Важно то, что вы помните главное – ужас блокады и трудную жизнь за ее чертой. И потом… Вы нашли друг друга спустя сорок лет. Это почти чудо!
– Виктор, а как Нина Овчинникова? Ты про нее что-нибудь знаешь? – не удержалась Эльза Сергеевна.
– Да-да, интересно, – поддержала ее Марина.
– Ну, это сага для следующей ночи, если мы выдержим.
– Выдержим! – вмешался Валерий Сергеевич. – Доктор Нина Петровна не даст нам умереть, не дослушав до конца эту повесть.
– Ну, Виктор, не томи, хоть коротко, в двух словах, – настаивала Эльза Сергеевна. – Как сложилась ее судьба?
– Да в целом-то нормально. Овчинниковы перебрались в Томск, где Нина окончила Томский государственный университет, потом аспирантуру, докторантуру. Мама ее стала каким-то крупным партийным деятелем. Словом, прикипели к Томску. – Виктор Павлович сделал паузу, задумался. Потом добавил: – Я был привязан службой к Украине, она, возможно, боялась оставить маму одну или не хотела. Мы оба постепенно пришли к выводу, что наши отношения не имеют будущего, поэтому переписка между нами постепенно сошла на нет. И это почти естественно: детские грезы, как правило, это замок, построенный весной из талого снега. У меня сохранилось чувство благодарности к этой семье, – тихо закончил он.
– А у меня идея! – Марина подошла к окну. – Гляньте, какой дивный восход солнца! Пойдемте на набережную!
– Прекрасное предложение! – подхватила Нина Петровна.
– Но… – Валерий Сергеевич настолько выразительно глянул на ноги Виктора Павловича, что тот безошибочно понял мысли друга.
– Валерка, я сейчас, как в детстве, обгоню тебя, если ты не помчишься на «трамвайной колбасе»
[33]. У меня протезы-скороходы! Так что на набережной проверим, кто на что способен!
Москва еще спала, досматривая последние сны. А в это время по набережной медленно шли три пары самых счастливых людей, объединенных воспоминаниями, симпатиями, дружбой и схожестью судеб.
