Нынешнее поколение покупает русские книги, изданные там, т. е. тамиздат, не очень вдумываясь, что сие значит для людей старшего поколения. Я смотрю на эту возможность с легким и уже почти привычным радостным изумлением. В мое время тамиздат не покупали в магазинах, его доставали, давали почитать друзья или верные люди, хранение и чтение тамиздата означало риск тюрьмы. За эти книги «давали срок», порой немалый. Спрашивается, какого черта я поперся с этими книгами на Старую площадь? Но надо сказать, что уже с университета немало книг тамиздата перебывало в моем портфеле. Обычно я старался скорее доехать до дома. Но бывали ситуации, когда приходилось идти в библиотеку (я любил больше других Историчку), а там сумки и портфели надо было сдавать. Вначале, сдав портфель, в котором лежал мой тюремный срок, я сидел за книгами и время от времени утешал себя: «Там десятки портфелей, почему должны открыть именно твой?» Речь могла идти, разумеется, не о проверке, а о мелком воровстве, во время которого могла обнаружиться и запрещенная книга. Но библиотека это одно, а аппарат ЦК КПСС – совсем, совсем другое.
Выхода, однако, не было. Мне один из друзей принес в редакцию «Вопросы философии» завернутые в газету три книги: Авторханова, «Жатву скорби» Конквеста и «Колымские рассказы» Шаламова, я спрятал их в портфель. «На три дня», – предупредил приятель. Проблемы нечтения или малого чтения в те годы среди российской интеллигенции не было. Читали не переставая. Я собирался было уже идти с коллегами на обед, где всегда немного выпивали. Разумеется, взяв с собой портфель, чтобы уже не возвращаться. И тут меня позвали к телефону, звонил Квасов, сотрудник аппарата ЦК, автор, статью которого мне поручили вести. Был он мужик бытово очень добродушный, приветливый, чинами и связями не щеголял.
«Я вычитал верстку, – сказал он, – хотел бы кое-что с Вами обсудить, а завтра я на две недели должен уехать. Так что я Вас жду у себя». Уходившие друзья призадержались, глядя на меня с вполне понятным вопросом на лицах. Прикрыв ладонью мембрану, я шепнул: «Квасов». И махнул рукой, мол, не ждите. Друзья ушли, а Квасов в завершение разговора добавил: «Если поторопитесь, то еще в буфет успеете, сегодня четверг, рыбный день
[14], к нам шикарного судака завезли». Цены в цековском буфете, как известно было тем, кто сумел там отовариться, были копеечные. Сами цековцы привыкли к этому, хотя иногда готовы были пособить с продуктами тем, кто так или иначе был связан с ними и попадал на Старую площадь. Напомню, что это была эпоха заказов, начало восьмидесятых. Магазины были почти пусты и только в продуктовых заказах люди получали какие-то продукты. Заказы составлялись так: на полкило колбасы и триста грамм сыра прибавляли вещи совсем не нужные – три пачки соли, набор спичек и штуки три просроченных консервов, скажем, бычков в томате. Их все равно ели – под водку.
Не могу удержаться от одного отступления. Рассказывали байку, как член Политбюро товарищ Михаил Андреевич Суслов посетил Казахскую ССР. Повозили его, показали достижения казахского народного хозяйства. Когда речь зашла об обеде, Суслов поинтересовался, что приготовили они ему на обед. В ответ услышал, что закололи несколько барашков и будет много блюд из баранины: «Шашлык, например, какого не пробовали никогда, Михаил Андреевич». И тут Михаил Андреевич строго сказал: «Какой шашлык? Сегодня же четверг, рыбный день. Нет, мне тоже рыбу. Хочу есть, что ест вся страна». Понимаете, Казахстан!.. Какая уж тут рыба! Но стараются изо всех сил: «А какую рыбу вы предпочитаете, Михаил Андреевич». И тот так скромно отвечает: «Знаете, я к форели привык. Желательно, конечно, свежую». Вопрос: где лучшая форель? Ответ – в Армении, на озере Севан. И что же вы думаете: снарядили самолет правительственный в Ереван за форелью, куда уже дали телеграмму. К обеду поспели. Приготовили, как он любил. И это выяснили. Поковырял Михаил Андреевич рыбку вилкой, из двух, лежавших на тарелке, отъел половину от одной. Он же старался выглядеть аскетом. Потом отодвинул тарелку: «Спасибо. Сколько с меня?» Принимавший партиец воскликнул: «Да что вы, Михаил Андреевич! Вы же гость! С вас ничего». Суслов поднял руку, останавливая холуя: «У нас исключений быть не должно. Хорошо, что я знаю цену. По четвергам в столовой ЦК всегда беру форель. Не думаю, что у вас дешевле». Вытащил из портфеля портмоне, открыл его и отсчитал 37 (тридцать семь!) копеек. И положил на стол, поднял палец и сказал наставительно: «Всякий труд должен быть правильно оплачен. Мы еще не при коммунизме, когда все бесплатно будет».
Такая вот ходила байка. Правда или нет, не знаю. Но похоже на правду. Во всяком случае такими мы и представляли деятелей «высшего звена».
До сих пор мне ни разу не приходилось бывать в цековских столовых. И было очень любопытно. Но книги! Куда девать книги? Оставить в столе? Но тогда уборщицы у нас работали тщательно. Друзья ушли. И я оставил книги в портфеле, завернув их в газету «Известия». И направился на Старую площадь. О ней написано немало. Чтобы не повторяться приведу свидетельство А. С. Бузгалина, человека, там работавшего: «“Старая площадь” – так полууважительно, полустеснительно называли аппарат ЦК КПСС между собой “посвященные” (партийная и хозяйственная номенклатура и обслуживающая их обществоведческая братия). И, действительно, на Старой площади (точнее, в огромном квадрате между этой площадью и подступами к Кремлю) были расположены то ли 5, то ли 6, а может быть и 10, зданий аппарата ЦК (я написал, то ли 5, то ли 10, так как за год так и не научился ориентироваться в лабиринтах этих помещений, регулярно терялся и блуждал едва ли не часами в поисках нужного кабинета)».
В аппарат ЦК на Старой площади можно было проходить по партийному билету. Партийцы доверяли друг другу. Но поскольку членом партии я не был и партбилета у меня не было, мне пришлось идти в бюро пропусков. В отличие от нынешних структур, перенявших повадки секретных служб и требующих везде паспорт при входе, бюро пропусков ЦК без возражений приняло мое удостоверение «Вопросов философии». И получив пропуск, я совершенно спокойно отправился к входу на закрытую от обычных людей территорию и спокойно протянул лейтенанту пропуск и журнальное удостоверение. Он мелком глянул на пропуск, а удостоверение вдруг начал рассматривать очень внимательно, поворачивая в разные стороны, то приближал к глазам, то отдалял. Потом обратился ко мне, указывая на деревянную будку рядом с воротами: «Пройдите туда. Я вынужден вас задержать». Я остолбенел. И первая мысль, что откуда-то он знает о содержимом моего портфеля. Но знал одно, нельзя показывать растерянность, надо о правах говорить. «На каком основании?!» Он издали показал мое удостоверение: «Документ подделан». И слава Богу, речь не о портфеле, не потребовал, чтобы я его открыл и показал содержимое… Ведь от Старой площади до Лубянки, – вдруг подумал я, – здесь совсем недалеко. «Почему это подделан?! – почти выкрикнул я. – Можете позвонить в редакцию, там секретарь редакции еще работает, она допоздна сидит. Ее зовут Ольга Яковлевна». Он довольно резко прервал меня: «Я не спрашиваю вас, кто где сидит, пройдите, куда было указано. И сядьте за стол».
