Категория непокорности чрезвычайно широка и аморфна. В женщинах так много непокорного, что само существование без стыда за собственное тело кажется непокорностью. Непокорность – это стремление следовать своим желаниям, какими бы они ни были, освобождающими или компромиссными, а чаще сочетанием того и другого. Женщину называют непокорной, если кто-то ошибочно решил, что в ней слишком много чего-то, или если она предпочитает считать, что с ней все в порядке. Она непокорна, даже если ее гипотетически критикуют: например, нарратив известности Кейтлин Дженнер тесно связан с мощной волной отрицательной реакции общества, в ее случае так и не возникшей. Жизнь женщин-трансгендеров в Америке по всем меркам можно назвать самой тяжелой и опасной. Но Кейтлин сразу же стала замечательным исключением. Ее беспрецедентная защита – богатство, белая кожа и известность (и возможно, былая олимпийская слава). Она в корсете появилась на обложке журнала Vanity Fair, она вела собственную телевизионную программу, ее политические высказывания – в том числе в поддержку президента, который вскоре лишил трансгендеров любых прав – выносились в газетные заголовки. Все это происходило в то же время, когда в различных штатах принимались «законы о туалетах», когда убийства чернокожих женщин-трансгендеров случались в пять раз чаще, чем кого бы то ни было. И это считается признаком смелости Кейтлин Дженнер. Но на самом деле все это можно считать доказательством огромной дистанции между нарративом знаменитости и обычной женщины.
В другой главе Петерсен пишет о падчерице Кейтлин, Ким Кардашьян. Ким, как она говорила в своем шоу, хотела «милой» беременности, во время которой у нее увеличился бы только живот. Но она сильно поправилась. Она продолжала носить обтягивающую одежду и высокие каблуки, и тем самым «стала неподходящим символом, сделавшим очевидными трещины в идеологии “правильного” материнства». Ким носила «наряды с прозрачными сетчатыми вставками, короткие платья, выставляющие напоказ ее ноги, блузки с глубоким декольте, демонстрирующим впечатляющую ложбинку, юбки-карандаши с завышенной талией, которые подчеркивали, а не скрывали округлившийся живот. Она не отказалась от каблуков и красилась по-прежнему… Она демонстрировала женственность и сексуальность точно так же, как делала это на протяжении всей своей впечатляющей карьеры». В ответ ее называли китом и диваном, в журналах печатали крупные планы ее отекших щиколоток в стильных туфлях на шпильке. Во время беременности Ким столкнулась с жестокой, сексистской критикой. Но в этой главе не отражен тот факт, что непокорность Ким в сложившейся ситуации проявилась не через подчеркивание своей изменившейся внешности, а через неуемное желание эротизировать и монетизировать собственное тело. Стремление к самообъективации – это инстинкт, который сделал ее, по словам Петерсен, «случайной активисткой», но «тем не менее активисткой».
У Ким Кардашьян планка чрезвычайно низкая. О ней часто пишут (в книге Петерсен в самой меньшей степени) как о некой восхитительно искаженной иконе женской силы. Ким в полной мере использовала феминистскую тенденцию представлять женскую смелость как максимально разрушительную силу, тогда как чаще всего она бывает минимально разрушительной. Строго говоря, не следует считать «смелостью» желание и возможность делать то, что позволяет женщине быть богатой и знаменитой. Некоторым женщинам жить в этом мире трудно и даже опасно, но другим, например Ким и ее сестрам, это не просто легко, но еще и чрезвычайно выгодно. Да, мир действительно твердил Ким Кардашьян, что она «слишком толста, слишком поверхностна, слишком фальшива, слишком пышна, слишком сексуальна». Такой подход, как пишет Петерсен, отражает женоненавистническую неприязнь к успеху и влиянию Ким. Но Ким успешна и влиятельна не вопреки, а благодаря этому. Ей нравится быть поверхностной, фальшивой, пышной, сексуальной. Она – живое доказательство концепции, не являющейся ни слишком сложной, ни радикальной: сегодня красивая и богатая женщина со склонностью к самолюбованию спокойно может осуществить свои мечты по увеличению богатства и красоты.
Более четко эту мысль Петерсен излагает в главе о Мадонне, где сосредоточивается на пятидесятилетней звезде, продолжающей демонстрировать развитую мускулатуру в открытых корсетах. Принимая и демонстрируя экстремальный фитнес и сексуальность, Мадонна «открыто отказалась стыдиться возраста, но усилия, которые она прикладывает к борьбе с ним, этот стыд выдают», – пишет Петерсен. На сцене она прыгает и скачет. Она приходит на Бал Института костюма в откровенном костюме с полуобнаженной грудью и ягодицами. Она отстаивает свое право быть сексуальной несмотря на возраст и презирать социальные условности. Но все эти нарушения табу строятся на очень конкретной основе: Мадонна не утверждает, «что все женщины пятидесяти-шестидесяти лет должны быть такими. Она считает, что такими могут быть те, кто похож на нее». То есть женщины, которые по три часа в день занимаются физическими упражнениями и придерживаются профессионально составленной диеты, могут преодолеть пропасть между «старением» и «сексуальностью». Такие нарушения правил, по определению, являются сугубо индивидуальными. Они не предназначены для использования в обычной жизни.
Конечно, женщины, прославившиеся раздвижением социальных границ, сумели показать человечеству, насколько правила устарели. Но что происходит, когда становится понятно, что правила устарели? Мы вступаем в новую эру, когда феминизм перестает быть антидотом традиционной мудрости. Неожиданно феминизм сам становится традиционной мудростью во многих сферах. Женщины не всегда – я бы даже сказала редко – становятся интересными, когда разрушают неинтересные ограничения. Гений Мелиссы Маккарти более странен и специфичен, чем нудная и предсказуемая критика в ее адрес из-за лишнего веса. Знаменитости не всегда указывают на границы того, что для общества является привлекательным или даже терпимым. Часто стандарты известных людей отличаются от таковых для обычных женщин в повседневной жизни. Актриса Лина Данэм стала героиней главы о «слишком обнаженных» женщинах в книге Петерсен – сериал «Девочки» стал настоящим телевизионным прорывом, потому что в нем изображаются ситуации, знакомые большинству людей.
В анализе феминистических знаменитостей есть непроверенное предположение. Нам кажется, что свобода, которую мы дарим известным женщинам, будет доступна и нам. За этим предположением кроется другое: главная цель такого разговора – обретение силы. Но дискурс трудной женщины часто ведет к чему-то другому. Феминистки в значительной степени развенчали и отвергли традиционное мужское определение образцовой женственности. Мужчины считали, что женщины должны быть милыми, очаровательными, управляемыми и лишенными обычных человеческих недостатков. Но если мужчины возвели женщину на пьедестал и наслаждаются, видя ее падение, то феминизм полностью изменил порядок действий: феминистки подняли упавшую с пьедестала женщину и вновь сделали кумиром. Известные женщины постоянно борются с представлением о том, что они должны быть максимально привлекательными, даже если сегодня эта привлекательность включает «трудные» качества. Феминистки все еще ищут кумиров – только кумиры эти стали кумирами на собственных непростых условиях.
А повсюду, вне царства трудных женщин, правит иной тип женственности. В книге «Слишком толстая, слишком вызывающая, слишком громкая» Петерсен замечает, что непокорные женщины «сражаются со значительно более приятной – и во многих случаях более успешной – формой женственности: супермамой»:
