Героиня романа Льва Толстого «Анна Каренина» (1878) не похожа на Эмму. Она интеллигентна, умна, восприимчива. И все же она идет тем же путем. Роман начинается с любовного увлечения и возможного самоубийства: два удара часов сообщают читателю, в какое время разворачивается действие. Анна приезжает навестить своего брата Стиву и примирить его с женой Долли, которой тот изменяет. На вокзале они встречают армейского офицера Вронского, и Анна мгновенно влюбляется. А потом человек падает на железнодорожные пути – то ли падает, то ли бросается под поезд. «Дурной знак», – говорит Анна. Во время пребывания в Москве она убеждает Долли простить Стиву. И там же разгорается их любовь с Вронским. Анна возвращается в Санкт-Петербург, но вид мужа и ребенка ее разочаровывает. Ей нет еще и тридцати, но она уже в ловушке. В отличие от Стивы, Анна не может позволить себе роман – иначе станет изгоем для общества. Анне постоянно снится сон, в котором ей одновременно «расточают свои ласки» муж и любовник. «И она, удивляясь тому, что прежде ей казалось это невозможным, – пишет Толстой, – объясняла им, смеясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы. Но это сновиденье, как кошмар, давило ее, и она просыпалась с ужасом».
Анна беременеет от Вронского и признается в этом мужу. Она не может положить конец роману и не может получить развод, не потеряв своего социального положения. Ее жизнь и личность рушатся. «Она плакала о том, что мечта ее об уяснении, определении своего положения разрушена навсегда. Она знала вперед, что все останется по-старому, и даже гораздо хуже, чем по-старому… Она никогда не испытает свободы любви», – пишет Толстой. Прежде живая и веселая Анна стремительно гибнет – ей тяжело общаться с людьми, она принимает морфин, чтобы заснуть. Она обрушивается на Вронского, становится непредсказуемой и требовательной – так поступают женщины, когда единственный их путь к власти связан с привлекательностью для мужчин. «В душе ее была какая-то неясная мысль, которая одна интересовала ее», и неожиданно она сознает, что «это была та мысль, которая одна разрешала все». Идея эта – смерть. И она бросается под поезд.
В романе «Госпожа Бовари» во всем виновата глупая, непостоянная Эмма. Героиня же «Анны Карениной» благородна и трагична. Она – жертва иррациональности желания. К тому времени, когда Кейт Шопен написала свою феминистскую версию того же сюжета («Пробуждение» (1899), романы стали удобным средством, с помощью которого героиня Эдна Понтелье идет к независимости и самоопределению. Но и Эдна совершает самоубийство – в конце романа входит в воды Мексиканского залива, и волны, как змеи, обвиваются вокруг ее ног. «Она подумала о Леонсе и детях. Они были частью ее жизни. Но не нужно, чтобы они думали, что могут обладать ее телом и душой». Смерть Эдны в романе Шопен – это величественный, синестезический момент свободы и абсолюта: «Послышалось гудение пчел, и терпкий аромат гвоздик разлился в воздухе…»
Откуда же все эти романтические увлечения? Де Бовуар, которая заявляла, что «большинство женщин замужем, были замужем, собираются замуж или страдают из-за того, что не замужем», пишет, что «в браке есть обман, поскольку, хотя предназначен он для социализации эротизма, в действительности он его убивает». Мужчина «в первую очередь гражданин, производитель и лишь во вторую – муж», тогда как женщина «прежде всего и зачастую исключительно жена». Де Бовуар считает, что женщины буквально обречены на неверность. «Это единственная конкретная форма, какую может принять ее свобода, – пишет она. – Только через обман и супружескую измену может она доказать, что не является чьим-то имуществом, и смело лгать в ответ на претензии мужчин».
Пожалуй, настал момент признать, что я использую термин «героиня» слишком свободно. Производная от слова «герой», эта форма впервые была использована древними греками и относилась к женщинам целомудренным и действовавшим в рамках героической традиции. Героинями можно назвать Жанну д’Арк, святую Люсию или Юдифь, вдову, которая спасла родной город, обезглавив мужчину. Но в XVIII веке концепция героини стала меняться. В романах появились женщины вполне реальные. Литература породила то, что Нэнси Миллер
[75] называет «текстом героини», всеобъемлющий, составной нарратив взаимодействия женщины с миром, созданным для мужчин.
Традиционно литературные персонажи-мужчины воспринимаются как символ состояния человечества, а не только мужской его части. Стивен Дедал
[76], Грегор Замза
[77], Раскольников
[78], Холден Колфилд
[79], Сидни Картон
[80], Карл Уве Кнаусгор
[81] и т. п. – они не только совершают традиционное странствие, в котором герой выходит в мир, побеждает врага и возвращается с победой. Путешествие героя во всех этих историях не может быть повторено. В книгах нет рецептов, которым можно следовать. Самомифологизация происходит вне зависимости от реального сюжета.
А вот женские литературные персонажи рассказывают о состоянии бытия женщины. Они обречены жить во вселенной, вращающейся вокруг секса, семьи и дома. Их истории о любви и обязательствах. Критик Рэчел Блау Дюплесси пишет, что концепцией любви «наша культура заменяет [для женщин] все возможное развитие, успех/неудачу, просвещение, образование и переход к взрослой жизни». Поэтому «героинями» я называют женщин, чья литературная женственность замерла. Иногда они отвергают привязанность, как девственницы-самоубийцы или сошедшая с ума Мария Уайет из пьесы Джоан Дидион «Играй как по писаному» (1970). Иногда, избавившись от покорности, они возрождаются, как это случилось с Лисбет Саландер, главной героиней «Девушки с татуировкой дракона» (2005) или Джулией из книги «Волшебники» (2009). Это темные героини, напуганные насилием. Иногда такие персонажи используют ожидаемые нарративы к своей пользе – Бекки Шарп в «Ярмарке тщеславия» (1848), Скарлетт О’Хара в «Унесенных ветром» (1936) или Эми Данн, девушка-социопат из «Исчезнувшей» (2012). (Еще раз вспомним де Бовуар: «Женщине была предназначена роль паразита, а каждый паразит – эксплуататор».) Все эти женщины стремятся к свободе. Но в нашей культуре извращено понятие о женской свободе, и долгое время женщина не имела возможности одновременно быть и свободной, и хорошей.
Основное исключение – героини романов, заканчивающихся браком. Это Джен Эйр или женщины Джейн Остин. Они – положительные, цельные натуры. Их качества не противоречат психологической сложности. Элизабет Беннет – такой внимательный и остро восприимчивый наблюдатель, потому что она, несмотря на все тяготы жизни, сохранила оптимизм, осталась доброй и милой. Свою роль, как и в детских сериалах, играет также хронология: «Гордость и предубеждение» (1813) исключает высокую ноту новой любви, и финальная глава романа показывает счастливое будущее Элизабет с мистером Дарси. Каким было бы ее настроение, если бы действие романа началось десятью годами позже? Была бы она счастлива? И была бы книга, если бы она была счастлива? Написан ли вообще великий роман о женщине, которая счастлива в браке? В большинстве своем главные персонажи романов несчастны. Но герои-мужчины несчастливы по экзистенциальным причинам, героини же страдают по причинам социальным – из-за власти мужчин или просто из-за мужчин.
