— Поедем налегке, — сказал Чарльз. — На всякий случай сделаем вид, что идем на прием к дантисту.
— К дантисту? Мы в жизни не были у дантиста!
— Тогда на концерт. Берем одну сумку, и ничего больше.
В итоге Софи взяла одну виолончель. Как можно туже скатав свои джемперы и брюки, она рассовала их по углам футляра для виолончели. Когда она закончила, осталось место только для одной вещи. Что взять — альбом или платье на всякий случай? «Платье — это маскировка, — сказала она сама себе. — Как знать, вдруг понадобится скрыться?» Скрепя сердце она сунула на свободное место платье и захлопнула футляр.
Чарльз взял с собой только портфель. Судя по тому, как он заносил его в такси, портфель был тяжелый. Когда они отъезжали, Софи показалось, что в соседнем доме колыхнулась занавеска и какая-то фигура скрылась из виду. Вздохнув, Софи стала смотреть вперед. Пока повозка грохотала по улице, она скрестила пальцы и села на них на удачу.
Когда Софи внесла виолончель на вокзал, там клубился дым и что-то кричали друг другу люди.
— О, — пробормотала Софи. — О нет.
Она сказала это очень тихо. В толпе ей было не по себе. Слишком уж все это напоминало тонущий корабль.
— Помогите.
Ей ужасно хотелось вскарабкаться по стене и спрятаться за станционными часами.
Но Чарльз хранил спокойствие. Его глаза так и сверкали.
— Боже, ну и чудо! Только вдохни этот запах! Машинное масло, Софи!
Тут он заметил напряженное лицо Софи и прижатые к телу локти.
— Все в порядке, дитя мое?
— Конечно! Вроде бы. Почти. — Софи поморщилась, когда мимо пробежала стайка мальчишек, так и норовящих ударить друг друга. — Вообще-то, нет.
— Знаешь, мне кажется, на вокзале лучше всего купить любимого лакомства, найти себе место в уголке и разглядывать потолок.
— Разглядывать потолок? Зачем?
— На вокзалах обычно потрясающе красивые потолки.
Софи запрокинула голову, и с нее слетела шляпа. Чарльз был прав. Потолок напоминал мозаику из стекла и блестящего железа. Он был похож на сотню роялей разом.
Чарльз пошарил в карманах. Среди обрывков бечевки, клочков бумаги и карамелек он нащупал несколько монеток.
— Вот тебе шестипенсовик. Погоди-ка… Вот тебе целый шиллинг. Купи себе чаю. Только попроси, чтобы он был обжигающе горяч, иначе пить его будет невозможно.
— Хорошо. Спасибо, конечно, но постой, Чарльз! Куда ты?
— Я найду проводника и куплю билеты.
— Что, если я тебя потеряю?
— Тогда я найду тебя снова.
— Но что, если ты не сможешь меня найти? — Софи схватила его за пальто. — Чарльз, постой, не уходи!
Она терпеть не могла такие моменты, но от волнения у нее внутри все скрутило.
— Софи, у тебя волосы цвета молнии! — улыбнулся Чарльз, и эта его улыбка была особенно доброй. — Тебя в толпе не упустишь.
У палатки с едой Софи помедлила, не в силах сделать выбор между огромной булкой-улиткой и круглым печеньем с джемом в серединке, которое, если верить мисс Элиот, любили все нормальные дети. Софи такого печенья никогда не пробовала, но красный джем сверкал совсем как рубины.
За прилавком стояла приветливая женщина. У нее были красные от сыпи щеки и добрые глаза.
— Что возьмешь, дорогая? Улитку? Эклер? Клубничное печенье?
Представив, что сказала бы мисс Элиот, Софи набралась смелости.
— Печенье, пожалуйста. Шесть штук.
— Держи, дорогая. Но разом все не ешь, а то придется тебе бежать в уборную прямо на станции.
Софи серьезно кивнула. Откусив кусочек, она почувствовала, как у нее чудесным образом склеились зубы. Никакой клубникой от печенья и не пахло, но на вкус оно было — само приключение.
— Куда путь держишь, дорогая? — спросила женщина, копаясь в кармане фартука в поисках сдачи.
— В Париж, — с набитым ртом пробормотала Софи и взглянула на часы. — Еще полчаса, а ждать совсем неохота!
— На охоту, говоришь? Будет здорово.
Теперь зубы Софи оказались склеены крепко-накрепко. Она лишь глуповато улыбнулась и кивнула. Отчасти это было правдой. Она собиралась охотиться на маму.
— Удачи тебе, дорогая, — сказала женщина, а затем завернула булку-улитку в газету и протянула ее Софи. — Вот тебе на счастье. Когда сыт, удачу поймать несложно.
* * *
Поезд был вдвое больше, чем ожидала Софи, и он был зеленым — таким зеленым, какими обычно бывают изумруды да драконы, и это показалось Софи добрым знаком.
— Найди шестой вагон, Софи, — велел Чарльз. — Ты поедешь в купе А. Мне сказали, что обычно оно зарезервировано для детей герцога Кентского, но этим летом они охотятся в Шотландии, так что все купе в твоем распоряжении.
Направляясь к паровозу, они прошли мимо проводников с прямыми спинами и накрахмаленными воротничками. Через весь поезд тянулся узкий коридор со сдвижными дверями, ведущими в купе. Софи старалась никому не попадаться под ноги и не казаться слишком взволнованной или слишком похожей на беглянку. Все это было непросто.
— Вот! — Чарльз внес ее виолончель в купе и повернулся. Он так и сиял. — Других билетов не было, Софи. Надеюсь, тебе не будет здесь неуютно.
Софи заглянула ему через плечо и округлила глаза.
— Неуютно? Да здесь ведь как в сказке! — Люди в коридоре напирали, но Софи не обращала на них внимания. — Столько… позолоты. Настоящий дворец!
Чарльз рассмеялся, втянул ее внутрь и закрыл дверь купе, отгородив их от остального поезда.
— Очень маленький дворец. Походный, пожалуй.
В купе было красиво. Все было сделано для детей, по-волшебному изящно и аккуратно. Софи пыталась показать, что ей не в диковинку такие вещи, особенно пока на них смотрел проводник, но это было невозможно, ведь она в жизни не видела ничего такого чистого, блестящего и золоченого. Круглые подушки были пухлыми, как брюшко гуся. На стене висело зеркало в золоченой раме, причем рама была едва ли не шире самого зеркала. Софи постучала по ней. Она казалась цельной.
— Взгляни еще на свой ночной горшок, — сказал Чарльз. — Он тоже заслуживает внимания.
Софи присела и заглянула под кровать. Там, надежно пристегнутый к стене, стоял золоченый горшок, вдоль бортика которого алели нарисованные гвоздики.
— Видишь? — спросил Чарльз. — Даже ночью по нужде ты сходишь с шиком.
— А где ты будешь спать? Тоже здесь?
В купе было две койки, но обе детские. Чарльз бы попросту не влез ни на одну из них.
— Я поеду с гробовщиком из Люксембурга. Судьба моя печальна, но от такого не умирают. К тому же могло быть и хуже. Он мог бы быть бельгийцем. — Чарльз улыбнулся Софи. — Больше не было ни одного билета на три недели вперед. Я решил, что лучше так, чем сидеть как на иголках в ожидании.
