— Я больше ни секунды не мог там оставаться, — сказал Чарльз. — Он лгал.
— Да! У него ноздри раздувались.
— Ты тоже заметила? Да в его ноздрю корабль пройти мог!
— Но я не понимаю, — пробормотала Софи и прислонилась к фонарному столбу. — Какая ему разница? Думаешь, он как-то в этом замешан? В кораблекрушении?
— Вряд ли он замешан в кораблекрушении, но вполне вероятно, что он утаивает документы.
— Зачем? Что ты имеешь в виду? Зачем им это?
— Десять лет назад в Европе разразился скандал: затонуло несколько кораблей. Все это было ради страховки: старый корабль признавался исправным, а потом тонул, и за него выплачивали страховку. Истории выживших противоречили друг другу, поэтому правда размывалась. Смазывалась. Все документы сжигали или надежно прятали, чтобы нельзя было проверить, кто проводил оценку состояния судна. Прежде чем кого-то поймали, затонуло восемь кораблей.
— Но… гибли люди?
— Сотни людей. Иначе это было бы подозрительно.
— Это ужасно! Бесчеловечно!
— Знаю, дорогая моя. Из-за денег люди порой теряют человечность. Лучше держаться подальше от людей, которые слишком любят деньги. Это убогие, скудоумные люди, милая.
— А если… «Королева Мария» тоже была среди этих кораблей?
— И?
— Значит ли это, что они сожгли все документы?
Не может этого быть, думала Софи. Так быть не должно. Ей нужны были эти документы.
— Скорее всего, они их спрятали. Если замешан был не один человек, сжигать документы было бы неразумно.
— Почему? Я не понимаю. Я бы на их месте точно все сожгла.
— Если тебя поймают, лучше иметь доказательства, что ты действовал не в одиночку. Преступники верны друг другу лишь в книгах. — Чарльз протер очки. Глаза за ними были печальны. — Я не утверждаю, что так и случилось. Но это возможно.
— А возможное нельзя обходить вниманием?
— Именно. — Он невесело улыбнулся. — Лучше я бы и не сказал.
— Где они могут хранить такие бумаги?
— Где угодно. Дома, в рабочих кабинетах, под половицами. На верхнем этаже этого здания находится архив. Как мне сказали, там четыре миллиона бумаг в сотне картотечных шкафов.
— Кто тебе это сказал?
— Девушка в приемной. Ее давно пора повысить. Такой талант пропадает в приемной.
Они перешли дорогу, обогнув группу американских туристов.
— Чарльз?
— Да?
— Нет, ничего.
Они прошли еще немного.
— Чарльз?
— Я тебя слушаю.
— Разве не лучше всего прятать бумаги среди других бумаг?
— Вполне возможно.
— Так…
— Да, я понимаю, к чему ты клонишь.
— Архив на верхнем этаже?
— Софи…
— Ты ведь так сказал? — У нее в голове родилась идея, из-за которой сразу зачесались руки. — Что, если…
— Нет, Софи.
— Но…
— Нет. Я не позволю тебя поймать. Ты и близко к этому месту не подойдешь. Даже не думай об этом.
— Но мы ведь не поедем обратно в Англию. — Это был не вопрос. — Я не поеду. Я не могу. Мы ведь уже так близко.
— Конечно нет. Но, Софи, тебе больше нельзя выходить из гостиницы. Я не шучу.
— Но ты без меня не справишься…
— Справлюсь. Доверься мне. Я пойду один.
— Но как же я смогу тебе помочь? Позволь мне помочь! Что ты будешь делать?
— Я найму адвоката, Софи.
— Какого адвоката?
— Лучшего из тех, кого мы можем себе позволить. Боюсь, он будет не слишком хорош. А еще я похожу по окрестным барам и посмотрю, удастся ли мне разжиться какими-нибудь слухами.
— О моей маме? О Вивьен?
— О любой виолончелистке.
— Хм… — Софи скептически относилась к адвокатам, но Чарльз был настроен решительно, а его глаза светились добротой, поэтому она не отважилась ему об этом сказать. Вместо этого она сказала: — Но что, если бы я проникла прямо в архив…
— Нет. На каждом этаже стоит караульный. Видела того, что был у кабинета комиссара?
— Да. Но что, если архив…
— Этот караульный напоминал носорога. Люди вроде него стоят на каждом этаже. — Чарльз прищурился на солнце. — Вообще-то, Софи, тебе лучше держаться подальше от других постояльцев гостиницы. Даже дверь в свой номер не открывай.
— Хорошо, — пообещала она, никого не обманывая буквально. — Дверь я открывать не буду.
Чарльз взглянул на нее, и Софи посмотрела на него невинными глазами.
— Прости, — сказал он. — Я знаю, там душно. Я принесу тебе хорошие книги.
Софи ничего не ответила. Трепет у нее в груди так и не стих. Нельзя обходить вниманием возможное, подумала она.
15
Тем вечером Софи рано пожелала Чарльзу спокойной ночи и вылезла на крышу на закате.
Она села возле трубы и стала ждать наступления темноты. В ожидании она притянула колени к подбородку и попыталась обдумать варианты.
С удивлением поняла, что варианта сдаться у нее не было. Это показалось ей странным. Сама Софи себя смелой не считала. Она боялась глубоких водоемов и больших скоплений людей, еще она боялась тараканов. А стоило ей подумать о том, как ее схватят и отправят обратно в Англию, как от ужаса ей становилось физически нехорошо. И все же сдаться было так же невозможно, как и научиться летать. Здесь мама казалась гораздо более реальной. Софи едва ли не чувствовала ее запах — она нисколько не сомневалась, что мама будет пахнуть розами и канифолью. Складывалось впечатление, что мама ждет ее за углом. Софи встала на ноги. Плана у нее не было, но действовала она нарочно так, словно все было спланировано давным-давно. Она сняла ботинки и зажала их в зубах. Затем она направилась на север, где однажды скрылся мальчишка.
Через двадцать минут она села на колени, вытащила шнурок из ботинка и привязала его к трубе. Она хотела показать, что не боится покидать собственную крышу. На каждой новой крыше Софи привязывала что-нибудь к трубам: сначала другой шнурок, потом чулки, потом две ленты для волос, привязать которые было несложно, а затем носовой платок — слишком маленький, он все развязывался, но в конце концов закрепить удалось и его. На восьмой крыше Софи привязала к трубе свой пеньюар. Он посерел от многочисленных стирок, поэтому Софи не жалела о потере.
На девятой крыше Софи остановилась. Она замерла на одной ноге. Между этой крышей и следующей был зазор длиной с гладильную доску. «Не так уж далеко», — сказала она себе. Скорее всего, ей не составит труда его перепрыгнуть. Но ноги почему-то отказывались ее слушаться.
