— Кто же научил вас говорить по-английски?
— Американские туристы.
— Правда? — Такого Софи не ожидала. — Очень мило с их стороны.
— Они не знают, что нас учат. Они просто едят в кафе в парке, сидят на скамейках и болтают, болтают, болтают.
— А вы сидите рядом?
— Non! Конечно, нет! Служители парка стали бы нас узнавать, поэтому мы сидим на деревьях. Там нас никто не видит. Американцы не слишком наблюдательны.
— Разве? — Софи никогда не встречала американцев.
— Во всяком случае, взрослые. Дети больше всего замечают. Надо остерегаться детей. Мы и по-русски говорим. А еще то ли по-итальянски, то ли по-испански. Мы точно не знаем, какой это язык, но говорим и на нем тоже. Маттео говорит по-немецки, но не так хорошо, как делает вид.
— Вы сестры?
— Да. Сафи — младшая, кажется, — ответила Анастасия. — По крайней мере, мне кажется, что я помню то время, когда ее еще не было, а она не помнит, чтобы рядом не было меня, так что мы считаем ее младшей.
Это показалось Софи невероятным.
— Вы считаете Сафи младшей? Вы не знаете, сколько вам лет?
— Non, — пожав плечами, сказала Анастасия. — Мы не помним своей матери. И Маттео тоже не помнит. Он говорит, что ему четырнадцать, но забывает, что каждый год ему должно становиться на год больше. — Анастасия снова оглядела Софи с головы до ног. Дома Софи ни разу не видела такой прямоты во взгляде девчонок. Анастасия казалась бесстрашной. — Сколько тебе лет? Мы примерно одного роста.
Софи покачала головой.
— Так возраст не определишь. Я высокая для своих лет. Мне кажется, тебе лет тринадцать.
— Хорошо. Пускай мне будет тринадцать. А Сафи? Как думаешь?
— Одиннадцать? Или десять?
— Пусть будет десять, — решила Анастасия. — Я хочу быть старше. — Она расправила платье, как принцесса на празднике, а не как девчонка с водорослями, прилипшими к ногтям. — Прошу прощения за платье. Когда-то оно было из белой парчи. Очень хорошее. Я нашла его в мусорном баке. Люди в Париже так много выбрасывают! Но нельзя носить белое, если хочешь оставаться в безопасности. Поэтому мы пачкаем все… ach, как это называется?
— Краской? Травой?
— Такой зеленой пылью, которая бывает на деревьях. Чем-то вроде древесной пыльцы.
— Да! Я знаю, о чем ты. Она и белая бывает, обычно на ивах. Чарльз — мой опекун — называет ее природной краской. Я не знаю, как она называется на самом деле. — Софи взглянула на собственный кремовый джемпер. — А это подойдет?
— Брюки подойдут. Джемпер… — Девочка пожала плечами. — Не особенно. Белый и желтый — самые заметные цвета в темноте. А еще кремовый и розовый. Они сразу обращают на себя внимание. Они для людей, которые хотят привлекать к себе взгляды.
Софи не могла с этим согласиться. Ее кремовый джемпер был очень простеньким — она связала его сама, крупными и неровными петлями. Она и представить себе не могла, что он обращает на себя внимание. Софи упрямо скрестила руки на груди.
Анастасия рассмеялась.
— Это очень хороший джемпер. Не обижайся. Но если не хочешь, чтобы тебя поймали, не давай людям повод смотреть на тебя, понимаешь? — Казалось, ее английский начинал хромать. — В обмен нам принадлежит все небо. Tu comprends, oui? Ты понимаешь?
Софи с сомнением кивнула.
— Да. Кажется. — Анастасия внимательно смотрела на нее. — Не особенно. — Софи улыбнулась. — Я не понимаю, как вам может принадлежать все небо.
— Скорее уж оно принадлежит нам, чем кому-либо еще.
Точно так же Маттео сказал ей о крышах.
— Но как? Каким образом? — спросила Софи.
Сафи дотронулась до ее локтя, потерла руки и показала на облака.
Анастасия улыбнулась.
— Она говорит, это потому, что мы живем ближе всех к небу. Она говорит, посмотри наверх.
Софи посмотрела, куда показывала девочка. Среди листвы на верхних ветках самого высокого дерева в парке, которое возвышалась над всеми окрестными домами, висели два гамака. Серовато-коричневые, они, похоже, были сделаны из мешковины — во всяком случае, так показалось Софи, когда она заслонила глаза от лучей заходящего солнца. Если бы ей не показали, куда смотреть, она бы в жизни их не заметила.
— Мы сделали их из парусов корабля, которые вынесло на берег, — пояснила Анастасия. — До этого мы использовали занавес сгоревшего театра, но парусина лучше. Она очень крепкая, особенно если сложить ее вдвое. Мы покрасили их чернилами кальмаров. — Лицо Анастасии светилось от гордости. Казалось, она показывает Софи свое загородное имение. — Укрываемся мы мешками. Шести-семи обычно достаточно, чтобы стало тепло. Летом мы прячем их на крыше оперы, чтобы никто их не украл.
— Кто вообще крадет мешки?
— Сотни людей, — удивленно ответила Анастасия. — Я бы точно украла. Мешки очень ценятся.
Гамаки едва покачивались на ветру. Они казались поразительно удобными. Сердце Софи защемило от зависти.
— Понимаешь, Маттео предпочитает крыши, — сказала Анастасия. — А нам деревья нравятся больше зданий. Нас называют arbroisiers — древесными жителями. Некоторые мальчишки живут на крышах вокзалов: вокзал по-французски gare, поэтому их мы называем gariers — вокзальщиками. — Она поморщилась. — Вокзальщики… они… pas bien, понимаешь? Плохие. Они крадут, обманывают и режут.
— Режут что?
— Людей. Иногда друг друга. Однажды порезали Маттео. Но все равно они небоступы.
— Кто?
— Так не говорят? Хм… danseurs du ciel. Небоходы. Так мы называем детей, которые живут на улице, но не считают себя бездомными. Но не на улицах. На улицах живут дети улиц. Они плохие. Улицы не могут быть домом, потому что по ним все постоянно ходят, а дом должен быть только твоим. Мы с Сафи живем на деревьях, там наш дом. Небоступы, понимаешь?
— Но почему вы живете на дереве? Ваши гамаки кажутся ужасно уютными, но разве вы там не мокнете под дождем? И не голодаете? И как вы моетесь? А… в туалет как ходите? Это ведь так сложно.
Анастасия отвела глаза и посмотрела куда-то вверх. Казалось, на ее лицо упала тень.
— Нам так лучше. На дереве никто тебя не запрет. Софи была неглупой и поспешила сменить тему.
— Так мне испачкать джемпер, прежде чем мы пойдем? Взглянув на солнце, Сафи покачала головой. Она показала себе на грудь, и Анастасия кивнула.
— Сафи говорит «нет». Она говорит, что у нас мало времени. Если хочешь пойти с нами, можешь надеть ее запасной джемпер. Она хранит его на дубе возле памятника Наполеону.
— На дубе? — Дуб был огромным, настоящим гигантом. — Она может на него залезть?
— Да. Мы обе можем. У меня шарф и перчатки лежат в дупле одного кедра. Мы храним вещи в разных местах — так поступают все небоходы. Даже если что-то украдут, у тебя всегда останется другое. — Она снова взглянула на джемпер Софи. — У Сафи джемпер серый. Серый подойдет лучше. Там, куда мы направляемся, все серое.
